Она кивнула и продолжала кивать, словно не могла остановиться.
— Хорошо. Тогда просто распрощаемся. Оставаться после этого в Барроу я не хочу. Рим… может быть, вернусь туда. Я хорошо провела там несколько лет, в университете…
— Не уедешь ни в Рим, ни куда бы то ни было. Твое место здесь. Со мной.
Эти слова были столь неожиданны, что не сразу дошли до нее.
— С тобой? — прошептала Эрика. — Даже… теперь? Даже когда ты знаешь, что я совершила?
В глубине сознания у нее мелькнула мысль, что она хранила свой секрет слишком долго и оттого не могла себе представить, что кто-то будет способен понять его или простить.
— Ты была ребенком, — мягко сказал Коннор. — Взвалила на себя тяжкое бремя, и оно тебя придавило. Пора перестать ненавидеть себя за это. Твой брат так и не перестал. Ты можешь.
Эрика посмотрела на Коннора и увидела в его лице сочувствие и печаль, почему-то казавшуюся давней и очень мудрой.
— Длилось это очень долго, — сказал он ей. — Было достаточно кары, достаточно страдания. Этому пора кончиться. Пора.
— Ты уверен? — Она услышала в своем голосе дрожь, подавленные рыдания. — Я ведь знаю тебя, Бен. Ты не признаешь обходных путей. Всегда играешь по правилам. Всегда.
Коннор улыбнулся:
— Иногда правила неприменимы.
Эрика прильнула к нему, облегчение лишило ее последних сил. Он крепко обнял ее, она обвила его руками и подумала о маленьком мальчике, которого так же держала в объятиях в ночь смерти много лет назад.
Дунул порыв ветра, более сильный, чем раньше. Солнце закатилось за горизонт, небо на западе постепенно меркло.
— Пойдем, — сказал Коннор, — скоро стемнеет.
Эрика подумала о пещерах, о пристани, извилистом ходе своей жизни.
— Я привыкла находиться во тьме, — прошептала она.
— С этим навсегда покончено.
Они пошли по тропинке, Коннор прихрамывал, Эрика наклонила голову, оба жались друг к другу от холода сумерек и ярости ветра.