Практически никто не слышал о бое при Рокенкуре, и французы, видимо, ухмылялись, довольные, наблюдая за тем, как англосаксы впервые прибывают в штаб-квартиру альянса. Пожалуй, это лучшая военная шутка всех времен.
Империя наносит ответный удар
Тем временем рушился старый мировой порядок. Британская империя распадалась, но, к счастью, минуя фазу жестоких колониальных войн, чего нельзя сказать о Французской империи. Когда коммунистический вождь Хо Ши Мин начал восстание в Индокитае, французы ввязались в конфликт, бросив своих лучших солдат (разумеется, кроме Генерала) на подавление вьетнамских мятежей. Но даже такие полководцы, как генерал Леклерк, были бессильны остановить Хо Ши Мина, который оттачивал боевое мастерство в войне с японцами, и все закончилось малоприятно для французов в 1954 году в долине Дьен Бьен Пху.
Полагая, что какие-то азиатские партизаны никогда не смогут выиграть тщательно подготовленное военное сражение, французы нарыли окопов, как в Первую мировую, и пришли в ужас, когда организованные силы Вьет-Мина начали бомбардировать их с убийственной точностью с высоты соседних холмов. Создавалось впечатление, что повстанцы начитались военных учебников Наполеона. Командира французской артиллерии настолько потрясло то, что его обвели вокруг пальца, что он пошел в свой бункер и покончил с собой, взорвав ручную гранату.
После почти двух месяцев ожесточенных боев бойцы Вьет-Мина наконец одолели французов, взяв в плен более 11 000 солдат. Переговоры о признании независимости Вьетнама начались в Женеве 8 мая 1954 года, спустя ровно девять лет после победы Франции в Европе, и, разумеется, не обошлось без злорадствующего хора англосаксов: «А мы ведь предупреждали».
Французы довольствовались крохами победы, добившись соглашения, согласно которому Хо Ши Мину было отказано в проведении общенациональных выборов, в результате которых он, безусловно, победил бы, а страна временно разделялась на две части, и на юге власть получил марионеточный профранцузский правитель, посеявший семена вьетнамской войны, во время которой американцы спустя десятилетие хлебнули по полной.
Однако, к несчастью для Франции, Хо Ши Мин подал пример другим народам, и восстания разразились или вспыхнули с новой силой в других французских колониях — Камеруне, Тунисе, Марокко, — но самым кровавым был конфликт в Алжире. Британцы вызвали великое возмущение французов, отказавшись продавать им вертолеты для использования в Алжире, вновь продемонстрировав типично английскую способность вставать в позу по высоким моральным соображениям. Создавалось впечатление, будто эти две страны никогда и не были союзниками. Фактически единственным светлым пятном в англо-французских отношениях послевоенного периода стал трагический момент в истории обеих наций…
В 1956 году полковник Насер, президент Египта, объявил о национализации Суэцкого канала, жизненно важной связующей артерии между Европой и Азией. Строили канал французы, и «Всеобщая компания Суэцкого канала» управляла им со дня окончания строительства в 1869 году. Но 26 июля 1956 года Насер провел закон о национализации и заявил, что Египет выкупит все акции по их цене в день закрытия фондовой биржи. Это был вполне законный шаг, но существенно подрывающий британские и французские позиции в регионе.
Французы уже подыскивали предлог, чтобы ударить по Насеру. Он делился с алжирскими повстанцами военными советниками и оружием, в том числе проданным Египту британцами. Поэтому Франция с полным правом предложила Британии совместно вторгнуться в Египет с целью возвращения канала под свой контроль. Французы даже предложили бриттам командование армией вторжения (тем самым добиваясь, чтобы и «чистенькие» англичане наконец замазали себя колониальной войной) и заверили, что гарантируют успех операции подключением своих новых друзей, израильтян, которым тоже не терпелось прижать к ногтю непослушного Насера.
Британский премьер, Энтони Иден, франкофил, работавший посредником между де Голлем и Черчиллем в годы Второй мировой войны, колебался, но все-таки дал отмашку на проведение тайных переговоров между Францией, Израилем и Британией. Переговорщики должны были встретиться в суперзасекреченном месте — одном из частных домов аристократического парижского пригорода Севр — и проработать детали совместной стратегии. Предполагалось, что Израиль вторгнется в Египет и сместит Насера, а потом вмешаются британцы и французы, якобы в качестве миротворцев, но на самом деле — чтобы восстановить свои позиции в Египте. Хитроумный план, ничего не скажешь.
Как ветерану лондонских событий 1940–1944 годов, Идену следовало бы знать, что гриф «совершенно секретно» носил весьма условный характер, если дело касалось англо-французских отношений, и ему не стоило бы удивляться, когда его люди вернулись в Лондон с планом вторжения, изложенным черным по белому, несмотря на то что получили строжайшие инструкции ничего не доверять бумаге. Складывалось впечатление, что французы попросту подставляли британского премьера.
Да, они определенно сталкивали лбами Идена и его союзника, президента США Эйзенхауэра, который был против военного вторжения. И когда в октябре 1956 года началась англо-французско-израильская атака, бритты в очередной раз продемонстрировали, кому они на самом деле верны. Вторжение и вызванные им сомнения в роли Британии как участника конфликта на Ближнем Востоке так ударили по фунту стерлингов на финансовых рынках, что Идену пришлось поддержать национальную валюту заимствованными американскими долларами, но этот заем он получил, пообещав Эйзенхауэру убраться из Египта.
Французы призывали его не поддаваться давлению американцев, по крайней мере, пока Насер не сломлен, но Иден трусливо признался, что уже дал слово Эйзенхауэру. Суэц для Британии окончился.
Для Франции же он был последней соломинкой. Это было повторение Дюнкерка. Бритты, как всегда, проявили себя ненадежными союзниками, но теперь повели себя еще более постыдно, потому что безропотно пошли на поводу у своих новых американских хозяев.
Французы решили, что самостоятельно выиграют эту колониальную войну, но так глубоко увязли в Алжире, что взбунтовалась их собственная армия. Отколовшийся отряд французских десантников вторгся на Корсику (может, хотел вдохновиться визитом на родину Наполеона?), и, как говорили, он собирался идти на материк и брать власть в свои руки.
Между тем де Голль сидел в своем наблюдательном пункте, он же рабочий кабинет, который построил в своем доме в деревеньке Коломби-ле-Дез-Эглиз, и взирал на то, как Франция выставляет себя на посмешище. Он напоминал мудрого ветерана бейсбола, наблюдающего за ходом матча: потирая руки, он наблюдал тот кошмар, в который превратили его команду выскочки-новички, но в глубине души знал, что однажды они призовут его обратно и будут умолять выиграть для них главный матч сезона.
И это произошло 28 мая 1958 года. Пока Париж сидел за обеденным столом, гадая, когда с неба спустятся мятежные парашютисты, французский президент, Рене Коти, пригласил де Голля вернуться и спасти страну. На возражения политических оппонентов генерал ответил: «Неужели кто-то думает, что в возрасте шестидесяти семи лет я начну карьеру диктатора?»
