Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Летом в праздники представления переносились в «Воздушный театр», помещавшийся под открытым небом в большом саду, между «Итальянским» домом и деревянным бельведером. На этом театре поставлено было несколько драм, с десяток комедий, до двадцати балетов и более сорока опер; некоторые из этих пьес театральных ставились здесь ранее двора и Эрмитажа.
В начале нынешнего столетия (XIX в. — Н. М.) театр был запечатан. Было даже время, много лет назад, когда в запустелом театре поселились целой шайкой мошенники и с трудом были оттуда выгнаны.
О полноте и богатстве гардероба можно судить по тому, что в 1811 году по сделанной описи «театрального платья», парчового, шелкового и т. д., уборов, перьев, обуви и т. п. — 76 сундуков. Исполнители театральные помещались в особых корпусах, близ театра, «свои» же иногда и по собственным домам; певчие, родоначальники некогда знаменитой шереметевской капеллы, преимущественно малороссы; певцы-солисты, музыканты, актеры и актрисы, танцовщики и танцовщицы особо — из своих и приглашенных за плату. В старших музыкантах было много иностранцев, главные Файер и Фацил или Фасциус, а из своих русских Дмитрий Трехвалов, позднее — Алексей Скворцов, Осип Долгоносов и Василий Зайцев.
Любопытно, что музыкантам-иностранцам, особенно же актерам и актрисам, предпочтительно перед прочими сожителями и наравне с графскою семьею отпускались из прудов к столу караси, иногда (например, русским в посту) в большом количестве на весь корпус, так, глядя на счеты, можно бы с первого раза подумать, не считалось ли это принадлежностью и лучшим питанием жрецов сценического искусства. Стражами театра состояли старший «гусар Иван Белый с шестью рабочими». Графский библиотекарь, как и поставщик театральных пьес, был крепостной человек — Василий Вороблевский; театральных пьес и сочинений этого автора, напечатанных в эпоху от 1772 по 1797 год, известно более пятнадцати".
Особую достопримечательность Кускова представляли его праздники, каждый из которых проходил по особой, специально для него придуманной программе, в которой участвовали сотни исполнителей. 30 июня 1787 года здесь в очередной раз побывала Екатерина II, приехавшая в Москву в связи с празднованием двадцатипятилетия своего царствования.
"Екатерина вступила на кусковскую землю через великолепную арку, убранную оранжерейными растениями, между которыми были размещены символические картины с приветственными надписями.
На верху галереи играла музыка. При приближении поезда к подъемному мосту стоявший на Большом пруде двадцатипушечный корабль и другие меньшие суда салютовали, а с берегов также гремели пушечные выстрелы.
К большому дому вела галерея живых картин: здесь стояли попарно жители и слуги Кускова с корзинами цветов, девушки в белых платьях и венках рассыпали букеты по пути. Через Большой сад хозяин провел царицу в сад английский и лабиринт, где при вечернем солнце показывал свои прихотливые сооружения и редкости, а после повел царицу в театр, где давали оперу «Самнитские браки» и в заключение балет. Екатерине очень понравился спектакль; она допустила всех артистов к руке и раздала им подарки".
О другом празднике французский путешественник рассказывает, что стол графа Шереметева был сервирован золотой посудой на шестьдесят персон. Перед императрицей было поставлено при ее приеме золотое плато в виде выполненного из золота рога изобилия, усеянного бриллиантами, с вензелем императрицы.
"На возвратном пути из театра весь сад уже горел огнями; на пруду плавали лодки и гондолы с песенниками и хорами музыкантов; два обелиска по обеим сторонам пруда представляли два ярких маяка, вдали горели щиты о вензелевыми изображениями императрицы и сыпались целые каскады разноцветных огней.
Перед началом фейерверка государыне подали механического голубя, и с ее руки он полетел к щиту с ее изображением и парящей над нею Славой; вместе с этим щитом в один миг вспыхнули другие, и пруд, и сад залились ярким светом.
Во время фейерверка разом было пущено несколько тысяч больших ракет, и иностранцы, бывшие на празднике, удивлялись, как частный человек мог тратить несколько пудов пороху для минутного своего удовольствия.
На этом празднике бесчисленные толпы народу гуляли целую ночь. В галерее был ужин, во время которого пели певчие.
Государыня возвратилась с праздника по дороге, освещенной вплоть до Москвы плошками, фонарями, смоляными бочками. Когда царица подъезжала к Москве, то в столице били утреннюю зарю.
По преданию, граф повторил такой праздник еще два раза — 1-го августа и потом 6-го августа. На первом из этих праздников между прочими пьесами на театре был поставлен балет, не игранный еще на императорском театре: «Инеса де Кастро», сочинения Канциани".
При этом личная жизнь П. Б. Шереметева складывалась далеко не слишком счастливо. Он остается в одиночестве, потеряв нежно любимую жену и дочь, просватанную за Никиту Ивановича Панина. До конца дней в спальне графа висел неоконченный его портрет, который пятнадцатилетняя дочь не успела дописать. По-видимому, его не слишком радовали и почести, оказываемые ему московским дворянством: сначала П. Б. Шереметев был избран уездным, а затем и губернским предводителем дворянства старой столицы. К моменту своей смерти, в конце 1788 года, граф был обер-камергером, кавалером ордена Андрея Первозванного и владельцем около 200 тысяч душ крестьян в принадлежавших ему 1266 населенных пунктах. При всех своих поражавших современников прихотях он оставался расчетливым и осмотрительным хозяином, тратя на них никак не больше того дохода, который ему давали его поместья.
Со смертью Петра Борисовича прекращается развитие Кускова. Интересы его единственного наследника — Николая Петровича — обращаются к Останкину. Из Кускова берут мебель, картины, предметы обстановки без счета и без отдачи. Памятью об ущербе 1812 года оставались долгое время продолжавшие висеть на стенах два портрета самого графа, изрешеченные множеством пуль, и Варвары Алексеевны — порезанный штыком или шпагой. Дальнейшему разорению усадьбы способствовали опекуны рано осиротевшего Дмитрия Николаевича — сына Николая Петровича и знаменитой Параши Жемчуговой. В Останкине появляются многочисленные арендаторы, меньше всего думавшие о сохранении былых «затей». Из московского обихода постепенно исчезает широко распространенное в XVIII веке выражение — «на шереметевский счет» — бесплатно, возникшее из правил Кускова. Частичное восстановление усадьбы смог осуществить в семидесятых годах XIX века Сергей Дмитриевич Шереметев.
Сегодня ансамбль усадьбы складывается из сохранившейся наиболее ранней по времени церкви Нерукотворного Спаса (1737–1739, с колокольней 1792 года), дворца, строительство которого осуществляли по проекту Ш. де Велльи крепостные архитекторы Ф. С. Аргунов, М. Ф. Миронов, Г. Е. Дикушин при участии известного московского зодчего К. И. Бланка (1769–1775), и пяти садовых павильонов. Итальянский домик был выстроен в 1754–1755 годах архитекторами Ю. И. Кологривовым и Ф. С. Аргуновым. Оранжерея (1763–1764), приписываемая Ф. С. Аргунову, первый по времени строительства Голландский домик (1749–1751) и Эрмитаж (1765–1767), построенный, по-видимому, с участием К. И. Бланка. Оперный театр не сохранился. Изменившиеся вкусы владельцев оказались для усадьбы такими же губительными, как в свое время постой частей маршала Нея.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
