Все это время Джоанна торжественно стояла под тяжестью золотых литургических одеяний. Несмотря на величественный наряд, Джоанне казалось, что она очень мала и не соответствует огромной ответственности, отныне возложенной на нее. Она убеждала себя, что те, кто стоял на этом месте до нее, тоже трепетали и сомневались, однако все же справились.
Но все они были мужчинами.
Первосвященник Евстафий приступил к финальному благословлению.
– Всесильный Боже, простри Свою десницу в знак благословления раба твоего Иоанна Англиканца, излей на него дар Твоей милости…
«Неужели Господь благословит меня теперь? – думала Джоанна. – Или меня поразит Его гнев в тот самый миг, когда на мою голову опустится панская корона?»
Вперед вышел епископ Остийский, неся на подушке из белого шелка папскую корону. Джоанна затаила дыхание, когда он поднял корону перед ней. Затем она почувствовала на своей голове тяжесть золотого обруча.
Ничего не случилось.
– Долгие лета нашему прославленному господину Иоанну Англиканцу, избранному Богом нашим верховным епископом и всемирным Папой! – воскликнул Ефстафий.
Хор запел Laudes, и Джоанна повернулась к собравшимся.
Когда она вышла на крыльцо базилики, ее приветствовал хор ликующих голосов. Тысячи людей стояли долгие часы на палящем солнце, чтобы приветствовать нового Папу. По их воле ее увенчали короной. Теперь они выражали свою волю радостными возгласами:
– Папа Иоанн! Папа Иоанн! Папа Иоанн!
Джоанна простерла к ним руки, чувствуя, как возвышается ее дух. Божественное прозрение, которого лишь вчера она тщетно пыталась достичь, внезапно снизошло на нее. Господь допустил, чтобы это случилось, следовательно на то Его Воля. Все сомнения и страхи сменила великая радостная уверенность: в этом мое предназначение и это мой народ.
Джоанна благословляла любовь, которую она несла им. Она будет защищать их всю жизнь.
И, возможно, в конце Господь простит ее.
Стоя рядом, Джеральд с удивлением смотрел на Джоанну. Она вся сияла, преображенная неизъяснимой радостью, ее лицо излучало свет. Только он, знавший Джоанну очень хорошо, догадывался о том, что происходило в ее душе. А это было гораздо важнее торжественной церемонии. Когда Джеральд наблюдал, как Джоанна принимает поздравления толпы, сердце его разрывалось от боли: женщина, которую он так любил, была потеряна для него навсегда. Но никогда еще Джеральд не любил ее так сильно, как теперь.
Глава 27
Вступив на папский престол, прежде всего Джоанна посетила город. В сопровождении свиты и гвардейцев она обошла каждый из семи церковных округов, приветствуя людей и выслушивая их жалобы и просьбы.
В конце маршрута первосвященник Дезитерий повел ее по Виа Лата, подальше от реки.
– Как насчет Кампус Маритус? – спросила она.
Люди из свиты Папы с ужасом переглянулись. Кампус Маритус, самый бедный район Рима, находился в нижней долине Тибра. Это было болотистое и глухое место. В славные времена Римской Республики в этом месте молились языческому богу Марсу. Теперь по некогда прекрасным улицам бродили только голодные псы, оборванные нищие и воры.
– Мы не осмеливаемся ходить туда, ваше святейшество, – сказал Дезитерий. – Место заражено тифом и холерой.
Но Джоанна уже направилась в сторону реки в сопровождении Джеральда и его гвардейцев. Дезитерию и свите пришлось следовать за ними.
Ряды тесных перенаселенных бараков для бедных тянулись вдоль грязных улиц до самого берега реки. Гнилые стены давно покосились. Некоторые бараки рухнули, и полусгнившие деревья завалили улицы. Над головами тянулись полуразрушенные арки акведука Марса, когда-то считавшегося одним из чудес света. Теперь с его полуразрушенных стен капала зловонная жижа. Она скапливалась внизу в черных, протухших лужах, где плодились болезнетворные микробы.
Несколько нищих собрались у котелка. На костре, сложенном из хвороста и сухого помета, готовили зловонную еду. На улицах лежала липкая тина, оставшаяся здесь после разливов Тибра. Канавы были заполнены отбросами и экскрементами. Горячий летний воздух издавал зловоние, повсюду жужжали назойливые мухи, под ногами сновали крысы и прочие грызуны.
– Божье проклятье! – прошептал Джеральд. – Это сущая клоака.
Джоанна очень хорошо знала, что такое нищета, но увиденное было выше ее понимания.
Перед костром, на котором готовилась пища, съежившись, сидели двое маленьких детей. Сквозь дыры в одежде Джоанна заметила, какие они тощие. Их голые ножки были обмотаны грязными тряпками. Самого маленького, несомненно, лихорадило. Несмотря на жару, он дрожал всем тельцем. Джоанна сняла свою льняную фелонь и осторожно завернула в нее малыша. Мальчик потерся щекой о тонкую ткань, которая показалась ему самой нежной на свете.
Она почувствовала, как кто-то потянул ее за одежду. Рядом стояла совсем маленькая девочка. Глазастый херувим вопросительно смотрел на нее.
– Ты ангел? – прозвучал нежный голосок.
Джоанна взяла ребенка за подбородок.
– Это ты ангел, малышка.
В котелке варили мясо сомнительного вида. Молодая усталая женщина с редкими светлыми волосами принесла ведро воды. «Мать детей», – подумала Джоанна, Она сама почти ребенок, ей не более шестнадцати лет.
При виде Джоанны и других прелатов глаза женщины засветились надеждой.
– Подайте Христа ради, святые отцы! – Она протянула грязную руку. – Подайте монетку на пропитание малышей. – Джоанна кивнула эконому Виктору, и тот положил в руку женщины серебряный динарий. Обрадованная, она опустила ведро и спрятала монету.
В ведре плескались нечистоты.
«Benedicite!» – подумала Джоанна, не сомневаясь, что мальчик заболел от грязной воды. Но если источник воды в таких развалинах, у его матери нет выбора. Она вынуждена пользоваться грязной водой Тибра, чтобы не умереть от жажды.
Теперь на Джоанну и ее свиту обратили внимание и другие обитатели трущоб. Люди, окружив их, приветствовали нового Папу. Джоанна старалась прикоснуться к ним, раздавая благословение. Но вскоре толпа так увеличилась, что стало трудно передвигаться. Джеральд приказал гвардейцам оттеснить людей, чтобы папская процессия могла вернуться на Виа Лата, на солнечный свет и свежий воздух Капитолийского холма.
– Нужно перестроить акведук Марса, – сказала Джоанна на следующее утро при встрече с верховным духовенством.
Премицерий Паскаль удивленно поднял брови.
– Реставрация христианских сооружений была бы более достойным началом правления, ваше святейшество.
– Какая польза беднякам, если церквей станет больше? – возразила она. – В Риме их предостаточно. Но отремонтированный акведук спасет немало жизней.
