— Я буду новым председателем объединения издателей газет.
— Мои поздравления.
— Думаю, тебя эта новость обрадует, — сказал он. — Кстати, почему ты не подходишь к мобильному телефону?
— Потому что он находился вне зоны действия сети. Доброй ночи.
Она протянула трубку Линде:
— Я могу зарегистрироваться?
Дверь лифта оказалась очень тяжелой, и Аннике пришлось налечь на нее всем телом, чтобы открыть. Споткнувшись, она вышла на четвертом этаже, устилавший холл толстый ковер скрадывал шаги.
Дома, подумала она, наконец-то я дома.
Номер бизнес-класса находился слева. Анника подтянулась, взяла себя в руки и пошла по коридору. Он мерно покачивался под ногами, и дважды, чтобы не упасть, Анника хваталась за стены.
Она нашла свой номер, вставила в щель карточку, дождалась сигнала и мигания зеленой лампочки.
В номере ее встретило тихое жужжание, узкая полоска света обрамляла задернутые гардины. Сейчас это ее надежное место на земле.
Анника закрыла дверь, которая захлопнулась с гладким металлическим щелчком, поставила на пол сумку и включила верхний свет.
На кровати сидел Ханс Блумберг.
Анника оцепенела, тело перестало повиноваться, горло перехватил спазм.
— Добрый вечер, барышня, — сказал архивариус и направил на Аннику пистолет.
Не веря своим глазам, она уставилась на незваного гостя, его серую кофту, добродушное лицо и изо всех сил постаралась заставить свой мозг работать.
— Как же долго тебя не было. Я жду уже целую вечность.
Анника отступила назад и схватилась за ручку двери.
Ханс Блумберг встал.
— Не вздумай этого делать, милашка, — сказал он. — У меня что-то сильно зачесался указательный палец.
Анника замерла и опустила руки.
— Я тебе верю, — сказала она звонким и тонким голосом. — До сих пор ты ни разу не колебался.
Он слегка смутился.
— Да, это правда, — сказал он. — Где деньги?
Анника ухватилась за стену, чтобы не упасть.
— Что?
— Где деньги, наследство Дракона?
Мозг лихорадочно заработал, мысли неслись, тесня и толкая друг друга, замелькали воспоминания, образы, чувства и беспощадные выводы.
— Почему ты думаешь, что вообще есть какие-то деньги, и почему я должна знать, где они находятся?
— Милый мой детектив-любитель, рыскающая в кустах Анника, если кто и знает, где деньги, так это ты.
С застывшей на губах улыбкой Ханс подошел ближе к Аннике, которая не отрываясь смотрела ему в лицо.
— За что? — спросила она. — За что ты убил всех этих людей?
Ханс Блумберг остановился, склонил голову набок.
— Это война, — сказал он. — Ты же журналистка, как ты могла об этом забыть? Война с терроризмом? Значит, это вооруженная, обоюдная борьба, или я не прав?
Он недовольно поморщился.
— Это не моя мысль, — сказал он, — но дело повернулось так, что уничтожение диктаторов и дутых авторитетов стало вполне законным и правомерность этого уничтожения оставлена на наше усмотрение.
Он взглянул на нее и снова улыбнулся:
— Как журналист, Анника, ты должна знать старую мудрость: копай то, на чем стоишь. Этот сюжет мы видим повсеместно. Зачем впадать в крайности, идя всего лишь за водой? То же самое касается дутых авторитетов. Зачем искать то, что не должно знать?
— И Бенни Экланд был именно из таких?
Ханс Блумберг сделал несколько шагов назад, сел на кровать и жестом предложил Аннике сесть за стол. Она подчинилась. Каждое движение давалось с таким трудом, словно воздух превратился в тяжелую вязкую жидкость. Куртку Анника сбросила на пол, рядом со стулом.
— Ты неправильно понимаешь ситуацию, — наставительно произнес архивариус. — Ханс Блумберг — это всего лишь прозвище. В действительности я — Черная Пантера и никогда не был никем иным.
Он многозначительно кивнул, чтобы придать вес своим словам. Анника лихорадочно пыталась найти какую-нибудь ниточку, какую-нибудь зацепку, чтобы открыть ему глаза.
— Это не совсем правда, — сказала она. — Ты пытался утвердиться в жизни и как Ханс Блумберг. Все эти статьи об областном совете, которые регулярно публиковались на двадцать второй странице, разве это не способ самоутверждения?
В глазах архивариуса вспыхнул гнев.
— Это был всего лишь фасад, которым я был вынужден прикрываться до возвращения Дракона. Он обещал вернуться, и его возвращение стало сигналом.
Он снова улыбнулся:
— Бенни стал интересоваться, как я попал в архив. Но я не полный простак, и в конце концов победил я.
Анника с трудом терпела сосущее чувство тошноты.
— Но за что ты убил мальчика?
Ханс Блумберг печально покачал головой:
— Очень неприятно, что его пришлось убрать, но на войне гибнут и гражданские лица.
— Ты убил его, потому что он мог тебя узнать? Ты был знаком с его семьей?
Ханс Блумберг не ответил, продолжая спокойно улыбаться.
— За что ты убил Курта Сандстрема? — спросила Анника, чувствуя сосущий страх под ложечкой и жаркое давление в мочевом пузыре.
— Он стал дутым авторитетом, предателем.
— Откуда ты его знаешь?
— Мы жили в Нюланде. Этот здоровый парень был нашим соседом. Мы вместе уехали в Упсалу и одновременно вступили в движение. Но Курт оказался слаб в вере и переметнулся на сторону капиталистов и вымогателей, вступил в крестьянское движение. Я дал ему шанс одуматься, но он сам выбрал свою судьбу.
Анника вцепилась в край стола.
— А Маргит Аксельссон?
Ханс Блумберг вздохнул и провел ладонью по лысине.
— Малышка Маргит, — сказал он, — как она хотела улучшить этот мир. Она всегда желала всем добра, но ее грех — громогласность и упрямство.
— И за это ты ее задушил?
— Она дезертировала.
Анника заерзала на стуле. Мочевой пузырь был готов лопнуть.
— Ты не можешь рассказать, — спросила она, — зачем вы взорвали самолет?
— Это был тест для Собаки, — ответил Ханс Блумберг. — Проверка верности.
— И она сделала то, что ей велели?
Блумберг погрузился в воспоминания.
— Она очень злилась на Волчицу за то, что та изменила движению, и была готова сделать все что угодно. Она была страшно разочарована в Волчице, а ты же сама знаешь, какими становятся в таких случаях девушки. Нашу звезду Карину всегда интересовало только одно: иметь то, чего нет у других.
