Кнопка пускал слюну и не мог ни говорить, ни думать. Он не очнулся, даже когда кольцо сомкнулось, и конус сколлапсировал, выбросив по тросу вверх яркую искру. Кнопка не открыл глаз, пока чужаки метались внутри самолетной туши, заливая пожар густой пеной, щелкая кнопками возле суматошных лампочек.
Умер он, едва конвертоплан, оставляя дымный след, поднялся в облака. Потому что здесь была не Зона, и убогая ее частичка, Кнопарь, уже не мог существовать сам по себе.
ГЛАВА 12
1
Умирать было трудно. Еще труднее оказалось воскреснуть.
Рамзесу грезилось, что он смертник, и его который раз подряд выводят на казнь. Зачитывают приговор, накидывают на голову мешок, а на мешок петлю…
Веревка обрывается.
«Жди», — говорят ему, и он ждет.
Сначала радостно, потому что повезло, затем с апатией, потому что в другой раз не повезет. В конце концов с нетерпением — сколько же можно?!
«За что?», — спрашивает он.
«Рядом с тобой умирают».
«Это неправда, — он устал объяснять. — Это придумали те, кому нужны простые объяснения сложных вещей».
«Ты умрешь столько раз, сколько должен», — выносят ему приговор.
Они приходят на казнь, те, кто умер. Даже Ворон. Даже Инга.
Кто-то злорадствует, кто-то огорчается. Ворон протягивает сигареты, и они молча курят спина к спине. Им не нужно разговаривать.
Инга смотрит в глаза.
Глебу не выдержать ее взгляда. Она, конечно, пошла сама. Конечно, махнула рукой на все предупреждения. Конечно, не вернулась бы, даже брось ее Глеб на полпути.
Но эта смерть ему не простится.
Веревка не оборвется.
И это правильно…
Рамзес поморгал, зажмурился и снова посмотрел. Князь был последним, кого сталкер рассчитывал увидеть, едва очнувшись. Вратам в чистилище он удивился бы меньше, а обрадовался больше. Там ведь нет Зоны, и есть Инга.
«Так и не сказал ей самого важного. Эх, сталкер… Будто не знал, что можно опоздать навсегда».
Рамзес глотнул и поперхнулся режущей болью. А Сароян-то вот, если не грезится. Скребет в консервной банке, спину у костра греет. Глеб шевельнул кистями — не связаны руки. Напряг мышцы ног — тоже свободны. Князь сошел с ума? Глеб провел ладонью по бедру. Нет, не сошел. Нож прибрал.
— Что елозишь? — буднично спросил помянутый Князь. — Жрать хочешь?
— Н-н… — нет, прохрипел Рамзес искалеченным горлом.
Говорить сталкер не мог.
— Пра-ально, — одобрил Князь и рыгнул. — Зачем тебе жрать, ты же мертвяк. Я тебя душу-душу, отпускаю, а ты дышишь. Душу, отпускаю — дышишь! Точно, мертвяк!
Глеб положил руку на грудь, туда, где сердце. Под рукой тукало быстро, совсем по-человечески.
«Нет, Князь, я еще потрепыхаюсь!»
— И не думай. Мертвяк, не мертвяк, а ноги прострелю — далеко не уползешь.
Спокойно говорил Артур, уверенно. «Беретта» в расстегнутой кобуре придавала вес его словам. Глеб оценил свои шансы и решил повременить. Послушать, что еще скажет Князюшка.
— Я так рассуждаю, сталкер, что мы с тобой за Оком пойдем. Кулаками помахали и будет. Взрослые же люди, пора не жопой думать: один я не дойду, но и тебя не пущу. Вот и рассуждай.
Сароян зашуровал в консервной банке, предоставив Глебу возможность рассуждать. Думать Глеб не хотел. Впрочем, и пещерное желание любой ценой убить Сарояна куда-то исчезло. В горячке боя — это одно, а теперь перегорело. Вот если бы Князеву паскудную жизнешку можно было поменять на Ингину…
— Бабу жалко? — явил проницательность Артур. — Что поделаешь, Рамзес, ей не повезло. Ты моих всех положил, до последнего, им тоже не повезло. А нам повезло. Естественный отбор, не находишь?
Глеб не находил. Он устал. Зона, наконец, дожала его, а то и правда впору думать, что мертвяк. Сталкер расслабился, давая отдых телу. Смотрел бездумно в низкие тучи, ловил морось сухими губами. Глотать опасался, в горле будто свинец расплавленный стоял. Аж дышать больно.
— Ты, небось, думаешь, я тебе руки выкручиваю? Думаешь, «вот найду Око, и Князь меня кончит»? Не-ет, сталкер, ошибаешься! Хочешь, уходи прямо сейчас. Туда, — Князь махнул в направлении Стройбата. — А за Оком только со мной.
Он, похоже, сам верил в то, что говорил. Рамзес не верил.
— Опять же идти некуда, — возобновил натиск Артур; он давал Глебу пару минут на раздумья, и снова заводил патефон. — «Долг» повис на хвосте как репей. Дай бог взять Око и вернуться, другой-то раз — фьють! — близко не подпустят. Снимут бошки ювелирно, но без наркоза. Нужно сейчас рисковать.
Рисковать для Князевой мошны Глеб и подавно не собирался.
— Л-л… — ладно, согласился он, только чтобы Князь замолчал.
Сароян заметно обрадовался.
— З-з… — завтра, огорошил его Глеб и демонстративно отвернулся.
Провешенным маршрутом он и в ночь рискнул бы выйти, но силы! Силы закончились, как только Глеб увидел дымящуюся от крови и пороха дыру в бронежилете Инги. На бой запала еще хватило, теперь же не осталось ничего кроме мертвецкой усталости.
Князь еще бурчал что-то, а Рамзес уже спал тяжелым пустым сном.
Он проснулся глубокой ночью, когда начал звонить Цент. В тишине не раздалось ни звука, ни вибрации, но Глеб почему-то знал, что Митька позвонил и сбросил вызов на первом же гудке. Сталкер ощупал нагрудный карман, в котором обычно держал смартфон, и не нашел его. Князь? Очевидно, да. Забрал нож и смарт, то бишь выгреб все сталкерские активы полностью. Понятно, что Митька дергается. Смарт в руках Артура заблокировался наглухо и на вызовы отвечает тревожным алармом.
«Теперь Цент в курсе, что у меня неприятности».
Сталкер напрягся, подстраивая зрение под свет тлеющего костерка. Бесцветная, но четкая картинка рывком проявилась перед глазами. Сталкер приподнялся, остро глянул по сторонам.
Князева туша в спальном мешке лежала по ту сторону костра, ногами к углям. Звуков Глеб не уловил, Артур дышал бесшумно, как принято в Зоне. Рамзес двинулся к нему осторожным шагом. Когда бандит шевельнулся, замер; ему почудился блеск глаз из-под опущенных век.
Сон восстановил силы, но не прибавил эмоций. Глеб по-прежнему не чувствовал ничего, кроме огромного как воздушный шар и пустого равнодушия. Ни ненависти, ни страсти — ни убить, ни отлюбить.
«Князь меня опять положит. У него-то эмоций с избытком!»
Рамзес придвинулся еще ближе и приметил рюкзак у Князя по правую руку. Смарт и нож там? Не факт. Сталкер присмотрелся: бандит спал безмятежно. Ни одна лишняя морщинка не рассекала его грубовато-красивое лицо.
«Нет!» — Глеб отказался от соблазнительной мысли одни ударом оборвать их затянувшийся роман.
