— Здесь жарко или мне кажется? Может быть, выйдем во двор?
Эухенио и Мигель вскочили, чтобы помочь Леоноре подняться. Она повернулась спиной к мужу и улыбнулась внуку. Эухенио сделал шаг назад.
До Симона наконец-то дошло, что далеко не все члены семьи разделяют его радость.
— Я чем-то обидел ее? — прошептал он Элене, сопровождая ее во двор.
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Последние несколько дней она неважно себя чувствовала, и мы все следим за ее настроением.
— Я оставлю вас. Такие новости нужно обсудить в семейном кругу. Еще раз поздравляю, сынок, — сказал он, сжимая плечо Мигеля.
Когда учитель ушел, Эухенио, Леонора, Элена и Мигель в тягостном молчании уселись за столик из кованого железа. Тетушка Кириака подала кофе. Стоило ей выйти, Леонора встала, даже не взяв чашку.
— Эухенио, — она протянула руку мужу, — можно поговорить с тобой наедине?
Он, смутившись, повел ее вверх по лестнице. Элена и Мигель смотрели старикам вслед, пока те не скрылись за закрытой дверью.
— Ты ничего об этом не знал? — спросила Элена Мигеля, когда они вновь уселись за стол.
— Нет, ни абуэло, ни дон Симон ни о чем мне не говорили.
— Они считают, это большая честь.
— Я едва ли ее заслуживаю, Элена. Есть люди намного…
— Не говори так, дорогой, у тебя большой талант.
В глубине души Мигель считал себя в лучшем случае посредственным художником. Но юноша не успел поделиться с крестной своими сомнениями, потому что в эту минуту до обоих донеслись громкие голоса из верхних комнат.
— Ты собирался отослать его в Испанию, не посоветовавшись со мной? — принялась отчитывать мужа Леонора, как только дверь за ними закрылась. Она сидела на диване у окна, рассекая воздух веером.
— Конечно нет! Я хотел сказать тебе несколько недель назад, но сначала вся эта суета вокруг Понсе де Леона, а потом ты плохо себя чувствовала.
Ее скептический взгляд вынудил его сменить тактику.
— Кроме того, — он опустился на ковер, просунул руку под ее нижнюю юбку и погладил ногу, — я не был до конца уверен. Мы не хотели заранее обнадеживать Мигеля — маэстро Кампос де Лаура мог ответить отказом.
— Почему нельзя продолжить учебу здесь? — Она мягко, но решительно отвела его руку.
Эухенио заметил, что у него расстегнут жилет.
— В Сан-Хуане он получил все, что мог. Ему надо двигаться дальше, — объяснил полковник, сделав вид, будто сосредоточен на застегивании пуговиц — занятии, в общем-то, пустяковом.
— Скажи правду, Эухенио, почему ты отсылаешь его отсюда?
Он наконец поднял глаза на жену:
— Леонора, я не хотел расстраивать тебя.
— Ты что-то от меня скрываешь.
— Да, дорогая. Пожалуйста, прости, но я думал, будет лучше, если я сам обо всем позабочусь. Мы с Бартоло Карденалесом все и так решили.
— При чем здесь Бартоло?
Эухенио набрал в легкие побольше воздуха:
— Мигель и Андрес оказались замешаны в деле, которое может скомпрометировать их.
— Не понимаю. Речь идет о какой-нибудь девице?
— Нет, дорогая, — ответил он, горько улыбаясь, — эта беда поправима. К сожалению, наши мальчики души не чают в этом подстрекателе Бетансесе и состоят в тайном обществе.
— Вряд ли необходимо высылать его в Испанию из-за «тайных» посиделок в аптеке. — Она недоверчиво прищурилась. — Всем известно, это всего лишь бравада и самолюбование.
Планы по отправке Мигеля в Испанию он не обсуждал с ней именно потому, что надеялся избежать этого разговора.
— Нет, любовь моя, все намного серьезнее, чем ты думаешь.
Теперь ее тонкие брови поползли к переносице, что означало: полуправда недопустима.
— За несколько недель до эксгумации Понсе де Леона губернатор пригласил меня прогуляться в саду своей резиденции. Выяснилось, что наши мальчики встречались с организаторами вооруженного восстания.
— Белыми?
— Они не настолько глупы, чтобы раздать оружие черным. Они набирают кампесинос и пока далеко не продвинулись. Перехватили зашифрованные сообщения, выявили лидеров, а имена Андреса с Мигелем обнаружили в списках. Насколько нам известно, в число непосредственных зачинщиков они не входят, но, не ровен час, и наши мальчики попадут в историю, из которой просто так не выпутаешься.
— И ты решил отправить его подальше?
— Так посоветовал губернатор, Леонора.
— А тебе не пришло в голову поговорить с Мигелем, прежде чем отправлять его в ссылку?
— О ссылке речи не идет, ему предоставляется редкая возможность заняться любимым делом. И так он окажется подальше от своих сообщников, способных запятнать его честное имя. Ему семнадцать лет, Леонора, и как часто он выезжал за пределы города? Бывал на выходных на ферме у наших друзей или на праздниках в честь святых покровителей соседних городков, только и всего. Ему ни разу в жизни не приходилось постоять за себя.
— Что в этом плохого? Зачем нам богатство, если мы не можем сделать его жизнь легкой и счастливой?
— Я не говорю о материальных благах, — конечно, он получает все самое лучшее. Я хочу сказать, что Мигель легко поддается чужому влиянию. Я думаю, ему несвойственна… страсть к неизведанному, необычному, таящему угрозу.
— Ты не хуже меня знаешь, до чего эта страсть довела обоих наших сыновей.
Эухенио скривился, достал из кармана носовой платок и вытер лоб:
— Нельзя опекать его до такой степени, чтобы он оказался не в состоянии понять, повинуется ли он собственному желанию или действует по чужой указке.
— Он еще совсем ребенок!
— Он мужчина, Леонора, пусть молодой, но мужчина. Загвоздка в том, что он так и не повзрослел. Ему недостает уверенности мужчины, осознающего свои возможности. Он слишком пассивен, никогда не шел нам наперекор…
— Так ты отсылаешь его подальше, потому что он слишком почтителен и вежлив?!
— Я отсылаю его подальше, чтобы он научился отстаивать собственные убеждения и не шел на поводу у первого встречного, включая меня, и тем паче у харизматичного человека, амбиции которого могли довести Мигеля до беды. Мы не можем заставить его оценить свои силы, не выпустив в свободное плавание, где бы его немного потрепало.
— Тебе ненавистна его беззаботная жизнь.
Это замечание переполнило чашу терпения Эухенио.
— Все мои предложения по воспитанию Мигеля ты всегда отвергала!
Она и тут пробовала возражать, но он не дал ей вставить и слова:
— Я не вмешивался, когда вы с Эленой занялись его образованием. — Он почти перешел на крик, но это его не смущало. Правда была на его стороне, и Леонора должна была признать это. Вновь уступать ей, несмотря на ее недавнее недомогание, Эухенио не собирался. — Я не настаивал, когда ты протестовала против военной подготовки.
