Книга Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Мир уже завернулся в синюю полумглу, когда мы приехали кбольнице. Сумерки сгустились, и в них, как в плотную ткань, можно былозавернуть руки или надеть их на себя, как платье. Я позвонила до того посотовому телефону Рамиреса. Как вообще доказать, что кто-то по-настоящемумертв? Я видела этих "выживших". Они дышали. Полагаю, что у них исердце билось, иначе бы врачи это заметили. Глаза смотрели, будто сознаваячто-то. Они реагировали на боль. Они были живы.

А что, если нет? Что, если они - только сосуды для такойсилы, по сравнению с которой и Бако, и я - просто уличные шарлатаны? Моглосуществовать заклинание, которое позволило бы это доказать, но результатызаклинания не понесешь в суд, чтобы получить разрешение сжечь тела. А именноэто я и хотела сделать.

В конце концов я решила остановиться наэлектроэнцефалограмме. Тут я готова была ручаться, что высшие нервные функцииотсутствуют. Больше я ничего не могла придумать, чтобы показать еще что-тонеладное у этих выживших, помимо содранной кожи и отсутствующих частей тела.

К сожалению, доктор Эванс и компания давно уже следили заэлектроэнцефалограммой. Высшие нервные функции присутствовали. Вот тебе и мояблестящая идея. Доктор Эванс хотел общаться с нами в комнате отдыха врачей, ноя настояла, чтобы разговор был поближе к палате выживших. И мы стали беседоватьна пониженных тонах в коридоре. Он бы не позволил мне утверждать в присутствиивыживших, что они мертвы. Потому что, если я ошиблась, это могло бы ихрасстроить. Что ж, в этом был смысл. Но я не думала, что ошибаюсь.

Выжившие, уже находящиеся в больнице, возбудились и сталиагрессивны, щелкая зубами на персонал, как цепные псы. Никто не пострадал, нопо времени это совпало с последними убийствами. Почему освежеванные стали болееагрессивны? Дело в заклинании, которое выгнало из дому ту тварь? Повысилисьставки за вход в игру? Или что-то напугало ту тварь, которую мы ловим? Японятия не имела.

Я только знала, что темнота сжимается, как ладонь, готоваянас всех раздавить. В воздухе повисала тяжесть, как перед грозой, но еще хуже итеснее, и в ней невыносимо было продохнуть. Что-то плохое надвигалось на нас, иэто плохое было связано с темнотой. Уговорить доктора Эванса, что его пациентымертвы, я не смогла, но моя настойчивость, очевидно, оказалась убедительной,потому что он разрешил двум полисменам, уже дежурящим в больнице, нести вахту впалате, а не снаружи. Присутствие копов в палате подтверждала только шляпа настуле в холле.

Я хотела и сама войти в палату, но пока меня облачили бы вхалат и маску, настала бы уже полная темнота. Она уже звенела рядом, какнатянутая струна. Так что я осталась в холле, притворяясь, что это вполне меняустраивает, поскольку ничего другого сделать было нельзя.

Ригби и Бернардо как новичкам прочли стандартную лекцию отом, что в кислородной атмосфере стрелять нельзя. Худо будет, хотя обойдетсябез взрыва, а я-то этого вначале не знала. Будет вспышка огня - всем вспышкамвспышка, и она превратит палату в нижний круг ада на те секунды, что кислородбудет пожирать все горючие предметы. Но взрыва с дождем стекла и штукатурки непроизойдет - ничего такого театрального, просто смертельно.

Ригби спросил:

- А если они попытаются нас сожрать, то что нам делать?Отплевываться от них?

- Не знаю, - ответил Эванс. - Я могу только сказать, чего неделать. Не стрелять в кислородной атмосфере.

Бернардо вытащил откуда-то нож. К ботинку он не нагибался,значит, у него был и другой нож, который не заметил в баре вервольф. Он поднялнож к свету, поиграл бликом.

- Резать будем.

Темнота пала свинцовым занавесом, у меня в голове отдалсялязг, как раскат грома. Я ждала, что сейчас распахнется дверь палаты, раздастсявопль. Но ничего не случилось. И давление, нараставшее часами, вдруг исчезло.Будто кто-то взял и проглотил его. Вдруг оказалось, что я стою в холле, и мнелучше, легче. Этой перемены я не поняла, а я не люблю того, чего не понимаю.

Несколько натянутых мгновений все мы ждали, потом я несмогла выдержать. Выпустив нож и придерживая его в ладони, я пошла к двери. Онараспахнулась, и я отпрыгнула. Тот медбрат, с которым я сегодня говорила,нерешительно застыл на пороге, глядя на обнаженный клинок у меня в руке.

И не отрывая глаз от лезвия, он обратился не ко мне, а кЭвансу:

- Доктор, пациенты успокоились. Они более смирные, чем быливесь день. Полисмены спрашивают, можно ли им выйти из палаты ненадолго.

- Выжившие стали спокойнее, чем были весь день? - спросилая.

Медбрат Бен кивнул:

- Да, мэм.

Я отступила от двери на два шага и расслабилась, сделавдолгий выдох.

- Так как, миз Блейк? - спросил Эванс. - Могут полисменывыйти?

Я пожала плечами и глянула на Рамиреса:

- Спросите у него. Он здесь старший по званию. Я личнодумаю, что можно. То, что я чувствовала, вроде испарилось с наступлениемтемноты. Мне это непонятно. - Я сунула нож в ножны. - Думаю, что драки небудет.

- Вроде ты разочарована, - сказал Бернардо. Нож его исчезтак же незаметно, как появился.