все же невольно переминался с ноги на ногу.
– Мы лишь хотим сохранить свой дом, – сказал отец.
– «Мы лишь хотим сохранить свой дом», – повторил толстяк, передразнив его грубый сельский выговор. – Это ж надо! – Он рассмеялся, покачивая головой. – Вы сознаете, что происходит с вашей чертовой округой? Она перестраивается.
– Да, потому-то я и пришел к вам. Прошу для нас сделать исключение.
– Вы же знаете, что вам заплатят за вашу собственность. Все законно, никакого захвата земли. Получите компенсацию, чего вам еще?
– Сумма слишком мала. – В голосе отца проскользнула гневная нота. – Все недовольны.
– Ах вон оно что! – Толстяк откинулся в кресле и швырнул авторучку на стол. – Сперва «Прошу сохранить мой дом», но теперь выясняется, где собака зарыта. Все дело в деньгах. Ладно, сколько вы хотите?
Отец покачал головой:
– Я хочу сберечь дом, деньги мне не нужны. Люди злятся. Если не поменяете свои планы, я организую протест.
– Надо же! – рассмеялся толстяк. – Джастин, ты слышишь? Эй, оставь свою дурацкую игрушку, иди сюда! – Он указал на кресло перед столом.
– Хорошо, Шестой дядя. – Парень пересел, окинув нас скучающим взглядом, в котором читалась досада.
– Видишь, нам угрожают за исполнение нашей обычной законной работы. И что же нам делать в такой ситуации?
Джастин молча нас разглядывал.
– Как ты считаешь, надо уступить их требованиям или послать ходатаев на хер?
– В любых обстоятельствах нельзя поддаваться шантажу, – проговорил парень, точно робот.
– Молодец, помнишь мои уроки.
Отец, не шелохнувшись, так и стоял навытяжку. Я понял, что даже сейчас он рассчитывает на благоприятный исход дела. Глаза его радостно сверкали, он выглядел человеком на пороге большой победы. Я хотел сказать: «Уймись, отец, пойдем отсюда. Над нами потешаются, мы ничего не добьемся». Но я промолчал.
– Видите ли, мы всего лишь застройщики. – Толстяк тихонько раскачивался в кресле, словно в гамаке. – Весь ваш паршивый район предназначен к переделке, и коль уж вам угодно протестовать, обратитесь к министру жилищного строительства. Поглядим, что скажет вам господин Лэон.
– Мы не покинем свои дома. Компенсация ничтожная. Я позову газетчиков.
Толстяк глянул на племянника и, подавшись вперед, оперся локтями на столешницу, обтянутую зеленой кожей.
– Слушай сюда, старик, – сказал он спокойно. – Тебе выплатят гроши, потому что твой дом не стоит ничего. Я бы мог назвать стоимость проекта застройки, но эта цифра слишком велика для твоей башки. Что ж, попробуй организовать свой идиотский протест, валяй, но имей в виду: я тебя сожру с потрохами. Думаешь, газетчикам интересны такие, как ты? Плевать они на вас хотели. Я вот сейчас сделаю лишь один звонок министру Лэону, и никакая газета о тебе и словом не обмолвится. Ты просто посмешище.
– Я вам заплачу, – сказал отец, задышав часто, как собака. – Займу денег и полностью расплачусь, чтобы вы не трогали мой дом.
– Хм, займешь денег. Заметь, Джастин, он хочет от нас откупиться. Но для этого ему придется опустошить на хрен весь Форт-Нокс[98].
Парень смотрел в окно. Наша судьба его не интересовала, он уже забыл о нас и лишь улыбнулся, когда дядя повторил свою шутку.
В дверь просунулась секретарша:
– Вам звонит министр Лэон.
– Легок на помине. – Толстяк взял трубку и стал что-то записывать, не глядя на нас. Я понял, что для него мы уже исчезли, если существовали вообще. Через пару дней он забудет, как выглядели наши невыразительные крестьянские лица, а через неделю-другую даже не вспомнит, что мы к нему приходили.
Покидая кабинет, я слышал веселый голос толстяка, говорившего по телефону, и пиканье электронной игрушки парня. Обернувшись, я бросил прощальный взгляд на его скучающее лицо и цветастые кроссовки. В тот же день мы с отцом поехали обратно на север.
В Кота-Бару настал мой черед сохранять оптимизм. Запомнив удивительные слова отца о протестных демонстрациях и журналистах, я ожидал их претворения в жизнь. Я даже сказал: «Давай соберем народ для пикета перед отделом землеустройства». Но эта идея была из тех, что, получив словесную оболочку, мгновенно растворяются в воздухе. Разумеется, ни он, ни я ничего не организовали. Отец стал играть – сначала в цифровое лото, потом в маджонг, затем в карты, надеясь так расплатиться по долгам. Я вернулся на юг и продолжил свою учебу. Изредка от отца приходили по-всегдашнему оптимистичные письма с планами по развитию гнездового бизнеса. Он как будто намеренно игнорировал тот факт, что дом скоро снесут, оставив его ни с чем, кроме мизерной суммы, которой хватит на оплату лишь частички долгов. Я понимал, что эти жизнерадостные послания свидетельствуют о его крупных проигрышах, и вскоре даже не распечатывал письма.
Говоря о том, что они оставляют своим детям в наследство, многие называют деньги, образование или даже нечто столь эфемерное, как хорошие гены и счастливые воспоминания. Я наперед знал, что мой родитель оставит мне только долги. И посему я подал заявление о смене имени, бросил учебу, нашел работу в Сингапуре и стал карабкаться вверх по небоскребу жизни, покуда не достиг его вершины.
Порой я вспоминал ту судьбоносную поездку в Куала-Лумпур. Интересно, что в памяти возникал не отец, умоляющий чужака о последнем шансе избежать полного краха. Нет, я видел блестящие волосы и цветастые кроссовки высокого парня, забавляющегося электронной игрушкой.
Он-то меня, конечно, не вспомнит.
А вот я его не забуду никогда.
28
四海为家
Отправляйся в дальний путь, продолжай поиски
– Нет, на концерт пойдешь ты, – не унималась Яньянь и, свесившись с кровати, протянула билеты.
Фиби сидела на расстеленном на полу матрасе, потягивая «Пенистый чай». Соломинка, забитая клейкой фруктовой чешуйкой, хрипела, хлюпала и не пропускала напиток.
– Яньянь, у меня от тебя уже голова раскалывается. Сколько раз повторять – я не хочу. Я уже пожаловалась ему, что после того ужина с острыми лангустами у меня проблемы с желудком, и он ответил, мол, ничего страшного, отдай билеты подруге. Вот ты и пригласи своего нового парня.
– Он вовсе не мой парень, просто сосед, с которым я иногда болтаю.
Фиби фыркнула:
– За дурочку-то меня не держи, я знаю, что у тебя на уме!
– Ничего ты не знаешь. У нас все не так, как у тебя с твоим богачом. Пойми, нельзя его упускать. Ну встреться с ним хотя бы ради того, чтоб он объяснился.
Фиби помотала головой. Объяснений не требовалось, все было ясно с самого начала, только она этого не понимала. Таких мужчин не интересуют девушки вроде нее, им нужны женщины типа хозяйки Лэон, даже если все находят их простоватыми и не