Человек, который был теперь великим лордом Драмом, вел свой орущие войска по пылающим улицам городка. Дома горели с двух сторон, изрыгая в утреннее небо густой черный дым. От жара пламени у Драма горела кожа на лице и руках, а в воздухе летали горячие угольки. Люди его растянулись, прочесывая все боковые тупики и переулки, разыскивая мятежников и предавая их мечу. И вдруг его люди стали падать – это открыли огонь снайперы с верхнего этажа стоящего впереди дома. Драм выкрикнул команду, и сразу десяток дезинтеграторов ударил по этому дому, снеся весь верхний этаж дождем щебня и красноватым облаком распыленных кирпичей. Приказав своим людям бросить в нижний этаж пару фугасных гранат – на всякий случай. Драм продолжал движение. Сам он шел впереди своих солдат с лучеметом в одной руке и с мечом в другой. С меча капала кровь. Повсюду слышались вопли, крики и взрывы, и Драм улыбался так широко, что щеки болели. Это была жизнь, для которой он был рожден, построен и избран, и он наслаждался каждой минутой этой жизни.
На самом деле ему вовсе не было нужды высаживаться на планету. Ему полагалось оставаться на орбите, надзирая за общим ходом дел и предоставив заниматься практическими вопросами генералу Беккету. Драм так было и настроился поступать, но не выдержал, как только начался настоящий бой. Все это он смотрел по монитору на мостике «Изящного», все время запрашивая еще и еще информацию, и кровь у него кипела восторгом боя. Поначалу он старался эффективно использовать своих людей, убивая только тех, кого надо было, и сводя разрушение городов к необходимому минимуму. Но все сразу кончилось, как только мятежное население бог весть откуда достало огнестрельное оружие и стало отбиваться. Когда Драм увидел, как гибнут его люди, этот вызов со стороны мятежников, в нем лавой закипела ярость: эти крестьяне смеют сопротивляться! Он их решил пожалеть, и вот награда! Видя, как погибают его люди, Драм почувствовал, что должен быть там, внизу, вместе с ними, и вести их к победе, собственноручно повергая тех, кто посмел бросить ему вызов. И, вопреки советам и предупреждениям Беккета, он отправился в Ад на первом же десантном модуле.
И был доволен. Не знающей усталости рукой он вздымал меч, и никто не мог против него устоять. Он был – Первый Меч, Душегуб, и он был всем, чем был его оригинал, и даже больше. Он был в голове своих войск, брал мятежные укрепления лучеметом и гранатами, ведя своих людей от победы к победе. Вокруг пылали дома, всюду лежали мертвые мятежники, уцелевшие бежали, сломя голову, и никогда он не чувствовал такой полноты жизни, как сейчас. Сердце стучало в груди молотом, дыхание хрипло вырывалось из груди, и чувствовал он, что может так сражаться вечность и еще один день, и не нужно ему ничего другого. Иногда до него вдруг доходило, что бьется он не против безличного врага, что у сраженных им людей есть лицо, своя жизнь, дети и родители, которые будут их оплакивать, но это его не волновало. Они бросили вызов ему, его императрице и существующему порядку вещей, и на это может быть только один ответ. Сдайся они, он бы их пощадил – в этом он был уверен. Им пришлось бы предстать перед судом, и многие все равно были бы казнены, но теперешняя бойня и разгром была на их совести, не на его. И он поднимался и спускался по мощеным улочкам, убивая людей ради всех справедливых резонов и, быть может, пары несправедливых, и было ему на это наплевать. Ему было хорошо.
По имплантированной связи время от времени звучал голос генерала Беккета, говоря, что он уже достаточно сделал и должен вернуться, а его люди закончат зачистку, но он не слушал. Он лучше знал, где он нужнее. А когда голос Беккета стал суровым и подверг критике действия и мотивы Драма, он просто засмеялся и пригласил Беккета спуститься и тоже омочить руки в крови. Беккет отказался, и Драм засмеялся снова. Когда этот городишко будет усмирен, за ним будут другие, а потом и большие города. Столько еще работы предстояло, и Драм предвкушал ее в нетерпении.
Иногда он задумывался, были бы у его оригинала те же чувства или нет? Ему хотелось думать, что да. Что он – больше, чем тень своего оригинала. Первый Драм жил в нем, направлял и формировал его наследством своих дневников и тем огнем, что в нем горел. В любом хоть сколько-нибудь существенном смысле он был великим лордом Драмом, прославленным Первым Мечом, Душегубом по судьбе своей.
Он шагал сквозь кровь и смерть и пламя Ада, и никто не мог до него дотронуться. Будто он был... благословен. И никогда ему не пришло в голову задуматься – кем.
Капитан Сайленс, инвестигатор Фрост и офицер безопасности Стелмах выбрались из-под обломков десантного модуля и бросились под ненадежное укрытие сгоревшего дома. Боевые машины, большие и малые, были повсюду, разрушая когда-то процветающий город с безжалостной нечеловеческой точностью. Били во все стороны силовые лучи, взрывая каменную кладку и поджигая бревенчатые стены и тростниковые крыши. Именно такой луч зацепил корабль Сайленса, несмотря на опознавательный код, который он передавал. Инвестигатор постоянно передавала идентификацию корабля и людей на нем по коммуникатору, но никто не слушал. Из клубов черного дыма над городом били лучи дезинтеграторов, срывая слабые щиты модуля снова и снова. При захлебывающихся двигателях и задымленной кабине Сайленсу ничего не оставалось, как только вести корабль на аварийную посадку. Они рухнули в дым, лавируя между высокими домами и еще более высокими боевыми машинами. Выбрав самую широкую улицу, Сайленс бросил корабль вниз на посадку, которая мало чем отличалась от падения. Корабль тяжело ударился о землю, проехав половину улицы, пока не уткнулся носом в городскую стену, но не рассыпался и двигатели не взорвались, и Сайленс был благодарен судьбе хотя бы за это.
Все трое скорчились в развалинах здания – полдесятка стен, закопченных огнем и истыканных дырами от лучевого оружия, и половина крыши, которая еще дымилась. Взревывали боевые машины, круша оставшиеся здания в щебень. Пылали пожары, кричали люди. Людей вылавливали человекообразные роботы и убивали с машинной эффективностью. Воздух был наполнен криком умирающих людей и триумфальным ревом машин. Сайленс посмотрел на уровень энергии своего дезинтегратора и что-то буркнул насчет того, что головы поотрывает кому-то, когда вернется. Инвестигатор была спокойна, как всегда, оценивая про себя их шансы. Без опознавательных кодов, используемых наземными войсками Драма, боевые машины будут считать их целями. Стелмах прижался спиной к стене, не решаясь выглянуть в окно. Сердце его стучало, и он никак не мог перевести дыхание, но рука с лучеметом не дрожала. Работа с Сайленсом и Фрост закалила его против его собственной воли. Сайленс Посмотрел на инвестигатора:
– Насколько далеко мы от того места, где должны были быть?
– Согласно последним показаниям модуля, не очень. Может, полмили. Легко проходимое расстояние в нормальных условиях.
– Каковых на данный момент не наблюдается. – Сайленс нахмурился, прикидывая шансы. – В таких обстоятельствах пройти полмили будет очень нелегко. Даже для нас. Инвестигатор, попробуйте снова вызвать Оплот Дезсталкера.
Фрост обратилась и имплантированной связи и покачала головой:
– Без толку. Боевые машины блокируют все каналы, кроме своего, а у меня нет кода доступа к нему. Придется нам добираться до Оплота самим.
