испугался?
Вместо ответа, Славомир открыл дверь и вышел вон из машины.
– Навь нас не пропустит. Кто верит мне, кому жизнь дорога, вылезайте. Остальные: можете ехать и пробовать.
В караване хватало разных людей. В основном Тавритов, и сейчас они смотрели на Славомира с недоверием и закипающей злостью. Но домовые тут же вышли за своим земляком. Всего караван покинуло только трое бойцов. Пахари из Аруча сомневались.
– Сидеть на месте, – процедил оставшийся в машине за старшего Таврит. – Навь, говоришь? Да ты просто струсил, испугался волчару! Иван дал тебе шанс исправить всё по уму, искупить поражение, а ты опять отскочил? Я на одну плаху с тобой башку не положу, не рассчитывай.
– Пусть твой Иван катится к крестианскому дьяволу. Черти выродка давно дожидаются, – мрачным тоном сказал Домовой. Из машин вышли пахари Аруча. Они встали рядом со Славомиром и направили оружие на караван.
– Паскуды конченные, это всем вам с рук не сойдет! – скрипнул зубами Таврит. Ударив шофёра по плечу, он гаркнул: «Вперёд, дави этого ублюдка! Давно в Монастыре пора быть».
Двери машин захлопнулись, внедорожники двинулись по бревенчатому настилу. Пулемётчик попробовал дать короткую очередь, но колёса подскакивали на брёвнах, и тряска не дала нормально прицелиться.
«Патроны побереги! Они дороже тебя нынче стоят…» – осадил со своего сидения Таврит. – «Либо он сам с нашего пути уберётся, либо мы его насмерть задавим».
…
Пули прошили воздух рядом с Серко. Охотник не шевельнулся. Чуть в стороне заготовлена лёжка. Если бы из машин прицельно стреляли, он бы немедленно спрятался. Но на ходу, да по брёвнам, попасть в него могли только случайно. Серко крепче сжал материнский оберег – не попадут...
Броненосцы выехали на середину моста. Ещё немного, и урчащая техника докатится до Серко. Но не зря он утром ходил в Навьи норы...
Взяв небольшую машинку с торчащей рукояткой, Серко нажал на рычаг. Электрический ток побежал к детонатору в заряде пластита, грянул каскад подготовленных взрывов. Огонь легко расшвырял тяжёлые брёвна и сбросил измятые внедорожники в холодную воду.
От ударной волны Серко спрятался в вырытой лёжке. Как только последние щепки упали, охотник встал во весь рост. Люди шарахнулись прочь от обломков моста. Один Славомир чрез марево от пожара смотрел на Серко. На лице Домового появилась понимающая ухмылка. Развернувшись, он повёл выживших назад в западные города, но не к Ивану.
Со стороны Монастыря мчались всадники. Ополченцы что-то кричали, потрясая оружием. Через минуту они окажутся рядом, Серко ещё мог успеть расстрелять их, но прошлая охота была последней.
«Пора прощаться», – сказал он зарычавшему Зверю. Волк затаился. – «Знаю, никуда не уйдёшь. Двоедушец до смерти с тобой. Но прошу, не показывайся. Дай человеку жить в своей стае. Каждый день ты пил кровь, питался чужими страхами и скрывал свои силы, чтобы однажды меня одолеть, но в борьбе позабыл – мы с тобой суть едино. Ежели я забуду про Зверя, стану слабее. Ежели Зверь забудет меня, вместе погибнем. Усни в этот раз без цепей, поладь со мной миром. Приходи только с кровью, когда не останется выбора».
Сказав Волку последнее слово, Серко надел на себя оберег. Материнское солнце согрело, холодное лето на миг стало теплее. Зверь устал бороться с огнём, Дух был так не похож на другие. Он не зарычал, не потребовал крови, а только тихо ушёл в междумирье, решив дождаться кровавого часа, когда охотник окажется слаб, чтобы выковать новые цепи.
*************
– Зачем мост взорвал? – спросил Настоятель. Разбитые губы Серко скривились в ухмылке. Нет, перед ним не священник…
Сын Нави позволил себя схватить и не сопротивлялся. «Смагу» забрали, самого заперли где-то в Монастыре. Может это была обычная келья, или просто холодная клеть, но выглядела она как темница. Толстые стены выдержат любую осаду. Подумав об этом, Серко опять улыбнулся.
– Чего ты скалишься, волчье отродье? – вздохнул Настоятель. – Ты не мост взорвал, а договор наш с Тавритой разрушил. Неужто не знал ничего? Неужто Навь за тем рождена, чтобы гадить на жизнь честным людям?
– Я не ошибся…
– Что?..
– Не ошибся в тебе. Любой другой в твоём чине взялся бы проповедовать, наставлять меня словами Единого Бога, а ты и не вспоминаешь. Твои люди веруют, а ты нет?
Настоятель отошёл от Серко и проверил за тяжёлой дверью темницы. Когда он вернулся, ничего хорошего взгляд монастырского главы подземнику не обещал.
– Верую, Волк. И в Отца, и в Сына, и в Святую Троицу. Только вера сейчас обжигает. Паства в Монастыре живёт чистыми помыслами и открыта для благих дел, а вот перед миром они беззащитны. Старый Настоятель собрал христиан, привёл их в Обитель, помог им пережить Мор. Много сделал, но не защитил людей от язычников. Тавриты убили его, а мне дали выбор: либо стану покладистей, либо сожгут христианское дело в руины и пепел. Но как ты можешь судить, Навий выродок? Ничего не знаешь о том, что я делаю…
– Могу и сужу. Ты воин – я таких знаю. Не к мирной жизни в смирении ты приготовился, а к борьбе. Вырыл ров, стены вокруг укрепляешь, с оружием не расстаёшься.
– Вот ты глазастый!.. Но, хоть не дурак, а всё едино всего знать не можешь. Не хочу я войны, что есть сил отстраняю. Ради веры борюсь, чтоб продолжала гореть среди Зим. В холодах вера спасает – истинно. Всё сделаю ради Обители, но и заветов Господа не
