– Зря, повелитель, ты решился на это. Не следовало тебе выходить из Самарканда. А еще эта метель каждый день.
Он был прав: погода с самого начала не радовала, но Тамерлан не жалел, что решил выступить в поход на Китай. Он собирался распространить ислам и тщательно подготовился, собрав двухсоттысячное войско. Разве можно было идти на Китай неподготовленным?
Сотни разведчиков сообщили о всевозможных дорогах, и он выбрал лучшую. Ни ураган, ни метель не могли его остановить. Великий эмир дошел до заснеженного Отрара и обосновался во дворце древнего города. Он знал, что когда-то этот небольшой город сровнял с землей старший сын Чингисхана Джучи, казнив всех его жителей. Но Отрар восстал из пепла, как птица феникс. Среди желтоватых сопок выросли дома и мечети. Цитадель и дворец отстроили заново.
Может быть, он возродился потому, что здесь был похоронен Ходжи Ахмет Ясави? Тамерлан гордился тем, что соорудил мавзолей для поэта и проповедника. А погода не радовала.
Скороходы передавали, что снег в горах выпал более обильный, чем обычно, и его толщина достигла высоты двух копий.
Тимур решил подождать, пока расчистят дороги, а заодно стал готовиться к пиру. Он прощался со своими родственниками, сопровождавшими его до Отрара, – они возвращались в Самарканд. Для пира выбрали самые хорошие яства и напитки.
Когда слуги суетились, накрывая дастархан, к Великому эмиру подошел его врач и тихо сказал:
– Повелитель, вам следовало бы ограничить себя в еде. А алкоголь я бы вообще рекомендовал исключить.
Тамерлан расхохотался.
– В чем в чем, а в этом я никак не могу себя ограничить. – Его лицо покраснело, глаза блестели. – Если мужчина не умеет пить – какой же он воин?
– Но тебе… – врач собирался продолжить беседу, но слуга доложил, что к Тимуру прибыл посланец от Тохтамыша.
Великий эмир потер руки, забыв о ноющей боли в животе.
– Я знал, что он падет предо мной на колени, – произнес он и вскинул гордую голову. – Я знал об этом.
Отстранив лекаря, пытавшегося вразумить его, Тимур зашагал в холодные покои, приказав слуге привести туда гонца.
Когда худой и измученный монгол предстал перед ним, он улыбнулся злорадно и торжествующе.
– Что передал хан?
Посланец заговорил быстро и сбивчиво, будто боясь забыть заготовленную речь.
– Великий хан молит о прощении и просит у тебя помощи. Он готов искупить свою вину.
Тамерлан усмехнулся:
– Что ж, это хорошо, что он преодолел свою гордость. Передай хану, что я простил его. Правда, помощь сейчас оказать не могу. Но когда вернусь из Китая, дам ему все, что попросит. А теперь отправляйся к своему хозяину. Меня ждет пир.
Посланец будто растворился в воздухе, и Тимур подошел к лекарю. Его бледное лицо сияло от удовольствия.
– Я всегда говорил, что Тохтамыш снова вернется под мое крыло, – сказал он и вскинул голову. – Со мной лучше дружить, и он это понимает. – Великий эмир похлопал лекаря по плечу:
– А теперь пойдем пировать. Ну, скажи, разве можно в такой день обойтись без хорошего вина?
Врач попытался протестовать, но Тамерлан не хотел и слушать.
Почти не хромая, он зашагал в зал. Огромную скатерть уже уставили разными яствами. Усаживаясь на подушки, Великий эмир дотронулся до живота. Нет, он не болел сильно, нестерпимо, как вчера, однако давал о себе знать ноющей болью.
Впервые пища вызывала у него тошноту, и Тимур решил ограничиться небольшим куском сыра и лепешкой. Последняя жена, совсем молоденькая четырнадцатилетняя Тукал Ханым бросала на мужа испуганные взгляды и протягивала кувшин с вином.
Тамерлан посмотрел на нее и мысленно сравнил с Ульджай и Сарай Мульк Ханум. Обе покинули его, Сарай Мульк совсем недавно, перед походом. И ни одна из достойнейших девушек в мире
