Полог шатра зашуршал, впустив трепещущий свет факела, освещающий хрупкую девичью фигурку. Тьма съежилась, откатившись по углам. Вампал, недовольно заурчав, заворочался в ногах.
– Ваша светлость… Олаф… умирает… вас просит…
– Кто?
– Олаф… Помните, ему в грудь попало копье? – Из карих глаз хлынули слезы.
– Иду! – Я вскочил с ложа.
В потемках порывшись в рюкзаке, развязал узелок и, зажав в ладони колючий кристаллик, выскочил наружу. Темная звездная ночь коснулась бархатными холодными пальцами обнаженного торса. Мурашки гурьбой побежали по спине. Возвращаться за одеждой нет времени, и в одних подштанниках, босиком я устремился вслед за мельтешившей в пламени факела девичьей фигуркой. Мокрая трава беспощадно хлестала ступни.
– Накиньте хоть плащ!.. – прокричала мне в спину Каталина.
Секунды сумасшедшего бега, и хлопающее пламя факела выхватило из тьмы навес, под которым лежали раненые. Олаф метался в бреду. Открытое круглое лицо покрылось смертельной бледностью с крупным бисером пота. Ресницы дрожали. Слипшиеся, мокрые от пота темно-русые волосы змеями спускались на серую в бурых пятнах тряпичную повязку, прикрывающую грудь.
– Мой лорд, – прошептали синюшные губы, – я умираю…
Склонившись над парнем, я почувствовал смердящий запах гниющего мяса.
– Кинжал!
Цинна хлопала заплаканными глазами, что-то бессвязно бормоча.
– Кинжал! – что есть мочи проорал я, и раненые зашевелились, отползая от умирающего товарища.
Трясущейся рукой Цинна подала темное лезвие. Звук разрываемой ткани – и пляшущее пламя факела осветило почерневший шрам на белой груди парня. Вонь гниения ударила в ноздри.
Гангрена?! Почему так быстро? Еще днем шрам был розовый!
– Я умираю… мой лорд… – Сквозь капли пота на лице несчастного проступала восковая маска смерти.
Нет! Только не это!
Адреналин ударил в голову, заставив учащенно забиться сердце. Холод ночи бросил в дрожь, и я, схватив Олафа за плечи, прильнул к мертвенно-бледному лицу. Глядя в стекленеющие серые глаза, прошептал:
– Жить хочешь?
– Да, – чуть слышно слетело с губ.
С хрустом отломив шип от кристалла души, я воткнул блестящий осколок в грудь умирающего, накрыв ладонью. Тело Олафа изогнулось в конвульсии. Пальцы обожгло вспышкой боли. Яркий свет волной прошел по холодеющему телу парня, осветил пространство, выхватив удивленные лица раненых. Волосы на голове Олафа моментально высохли, и ночной ветер сдул белое облачко пара. Широко раскрылись серые глаза, отражая безумный огонь боли, и дикий крик огласил ночь. В лесу завыли волки, вторя нечеловеческому воплю. В лагере, гремя доспехами, вскакивали воины.
Остекленевшие глаза Олафа закрылись, и тело вытянулось, обмякая под моей ладонью, дико пульсировавшей болью. Рот больного приоткрылся, тяжело выдохнув облачко искрящегося пара. Капли пота на лице Олафа замерзли, превратившись в хрустальные частички льда. В воздухе запахло первым снегом. На побелевших восковых щеках парня проступал розовый румянец. Пот таял, ручейками сбегая по лицу несчастного. Отдернув руку, я уставился на огромные пузыри ожогов, покрывшие ладонь. Грудь раненого ритмично вздымалась и опускалась, черный шрам покрылся серым пеплом. Ночной ветерок озорно подхватил мелкую седую пыль и, закружив в вихре, сдул с абсолютно чистой груди Олафа. Глаза парня открылись.
Ожил!
Пламя факела затрепетало. За моей спиной раздался шум падающего тела и обиженное шипение затухающего огня.
Обернувшись, я увидел распластавшуюся на земле фигурку Цинны и хлопотавшую над ней Каталину.
Обморок. Думаю, справятся без меня.
Ночной холод пробирал до костей, пуская по торсу мелкую дрожь. Ладонь горела и пульсировала болью. Лагерь проснулся, засветившись многочисленным светом факелов, наполнив пространство лязгом железа и людским гомоном.
– Все нормально! Кричал раненый! – гаркнул я и, бросив взгляд на засыпающего Олафа, поспешил в спасительное тепло шатра.
Босые ноги сбивали холодную росу, а в голове царствовал шок. Разум силился осмыслить увиденное. Полог шатра обрушился за спиной, отгораживая от царившего в лагере шума. Скрипнуло кресало, и веселый огонек уселся на фитиле светильника, разогнав мрак. Кристалл стукнул о столик, заблестев шипами.
– Доигрался… – зазвучала в голове совесть голосом Адольфа.
– Не мог иначе, – вслух высказался я, садясь на ложе и баюкая обгоревшую руку, жестоко пульсирующую болью.
– Дай посмотрю, – зашевелился вампал.
Протянув пострадавшую конечность, я продемонстрировал пузырящуюся ладонь. Зверь обнюхал и, высунув красный язык, лизнул. По пальцам прокатился холодок. Боль прошла.
– Завтра и следа не останется. Скажи лучше, что будешь делать с религиозным фанатизмом. К утру каждый узнает о чуде…
– Справлюсь… – вздохнул я, задувая светильник.
Одеяло из шкур приятно придавило тело к ложу. Стало тепло.
Выдалась же ночка…
Подкравшийся сон отключил сознание.
«Завтра… все завтра…» – растаяла последняя мысль.
37
Окрики команд, звяканье доспехов и оружия назойливо лезли в уши, будоража сонное сознание. С трудом разлепив веки, я уставился на серую ткань потолка шатра, усеянную мелкими дырочками. Проникающие через них лучи солнца, спускаясь световыми паутинками, впивались в пол.
Ни шевелиться, ни тем более вставать абсолютно не хотелось.
Натворил вчера дел…
Ладонь не болела. Поднеся руку к глазам, я увидел нежную розовую кожу, покрывающую место ожога. Зажило как на собаке.
Хочется не хочется, а вставать придется.
Решительно откинув шкуру-одеяло, я сел, опустив босые ноги, и удивленно уставился на столик. Тонюсенький луч света впивался в шипы оставленного вчера кристалла души. Камень переливался немыслимым спектром цветов, бросая радужные блики на грубую столешницу. На фоне полумрака выделялась застывшая черная тень, тянущая дрожащее марево рук к заветному сокровищу. Не поверив глазам, я моргнул. Призрак исчез.
Привидится же такое поутру…
Надо поговорить с Адольфом.
Налюбовавшись переливчатым танцем света в кристалле, я положил колючий камень в рюкзак к собратьям. Пусть полежат до лучших времен.
Шум утренней тренировки стих. Хорошо, можно спокойно выйти.
Повозившись с доспехами, проверив крепление оружия, я морально приготовился к торжественному выходу.
Кольчуга плотно облегает тело. Почищенный доспех сидит идеально. Меч надежно спрятан в ножны на спине, справа и слева от него кинжалы, пояс застегнут.
