задождило. Впереди нас ждала зима и верная гибель.
Как-то Иветта, моя добрая соседка, сказала мне:
– Раечка, вы молодая и очень красивая женщина. Вам замуж надо, а не у этих зверей в сарае прозябать. А что, если я вам скажу, что один наш сосед, приличный и уважаемый человек, совсем недавно овдовел. Его жена скончалась два месяца назад от воспаления лёгких. Он горюет, и ему сейчас нужна поддержка, а его двум малолетним сыновьям – мать. Раечка, вы не отказывайтесь так сразу, подумайте. А вдруг он вам понравится? Он очень интересный, положительный мужчина. Его зовут Ольдрих. Давайте, я вас с ним познакомлю.
Мне ужасно не понравилась эта затея. Я терпеть не могу никакого сводничества. Но в моей ситуации перебирать не приходилось. Я согласилась на знакомство, ведь, по сути, оно ни к чему меня не обязывало. Я могла прекратить это в любой момент, если бы вдруг он мне не понравился или что-то пошло бы не так.
Но Иветта была права, Ольдрих действительно оказался достаточно привлекательным, обходительным и серьёзным мужчиной. Он не опротивел мне при первой же встрече, я даже находила его забавным и симпатичным. Но не смотрела на него, как на претендента, так как рана в моём сердце ещё была свежа. Ведь прошло всего полгода, как я овдовела.
Ольдрих тоже не упорствовал и не лез с ухаживаниями. Он тоже тяжело переживал утрату. Нас сблизило общее горе. Мы понимали друг друга. Стали часто видеться, близко общаться. Я и не заметила, как привязалась к нему. Мне было хорошо в его обществе, так же, как и ему со мной. Однажды он пригласил меня на танцы. Иветта с радостью забрала к себе Верочку, и я впервые за много времени забыла обо всём – о своём горе, об ужасном положении, в котором я оказалась, о страшных условиях, в которых жила с двухлетним ребёнком.
На следующий день Ольдрих пригласил меня к себе домой, познакомить с сыновьями и тёщей. Тогда мне не показалось странным то, что тёща продолжает жить в его доме после смерти своей дочери. Я подумала тогда, что всё правильно – бабушка присматривает за внуками, пока их отец работает. Я узнала, что Ольдрих работает в Праге на строительстве: уезжает в понедельник утром и возвращается в пятницу вечером.
Сыновья его, Ольдрих-младший и Вена, замечательные мальчишки, вы уже успели с ними познакомиться. Тогда им было пять с половиной и полтора года. Мы сразу подружились. Они не видели во мне соперницу, как это бывает с детьми постарше. Я была для них олицетворением материнской ласки и доброты. Ребята как-то сразу потянулись ко мне. Им не хватало матери, особенно малышу Вене.
Я думаю, это было серьёзным толчком для Ольдриха, и вскоре он сделал мне предложение. В глубине души я желала этого и ждала. Конечно, он мне нравился, но самым главным стимулом для меня была возможность переехать в его дом. Уже была зима. Добрая Иветта приютила нас у себя, но это было временно. Зимой Верочка начала болеть, а у меня не было возможности быть с ней рядом. Мне надо было работать. К тому же, я понимала, что с приходом весны мне придётся снова перебраться в сарай к свёкрам, ведь не могла же я настолько злоупотреблять добротой этой святой женщины. Да и пустили бы меня обратно в сарай? Вот вопрос.
Короче, недолго думая, я согласилась на предложение Ольды, и через неделю мы поженились, тихо, без шума и громкого празднования. Поехали в Прагу, расписались, а вечером пригласили на праздничный ужин Иветту, которая так помогала мне весь этот год, да и потом тоже часто выручала. Маленький Вена серьёзно болел, у него от рождения была астма. Мне приходилось часто ездить с ним в Прагу к докторам. Брать с собой всех детей не всегда получалось. И я часто оставляла Ольду и Верочку с Иветтой. Так что много лет она оставалась моим ангелом-хранителем.
Мы очень сдружились с ней. Иветта – одинокая женщина. На тот момент ей было сорок лет, муж погиб в последние дни войны. А деток у них не было. Вот и потянулась она к моей семье, к детям нашим, стала им как тётя родная.
Как я уже говорила, Ольдрих работал в Праге. Каждый день не наездишься, больше сорока километров в одну сторону. Неудобно, утомительно: приезжал бы только переночевать, и на следующий день ни свет, ни заря – обратно на работу. Вот и оставался там вместе со своей бригадой на всю неделю, а домой возвращался в пятницу поздно вечером.
Зарабатывал он хорошо, так что я смогла бросить работу и заниматься домом, детьми и хозяйством. Вот, думала я, наконец, улыбнулась мне судьба. Большая семья, любящий, заботливый муж, просторный светлый дом, в котором я хозяйка. Неужели можно перевести дух и начать дышать спокойно?
Но не тут-то было. Я вам говорила уже про тёщу Ольды, которая после смерти дочери жила в их доме. С моим появлением ей пришлось вернуться в свой дом, и, я думаю, ей это было не по душе. Конечно же, ей было хорошо здесь, на полном содержании зятя. Вот она и озлобилась на меня. Стала про меня всякие гадости Ольде рассказывать. Да так искусно, ненавязчиво, как бы между прочим. Часто приезжала к нам на два-три дня, и в основном под выходные, чтобы Ольду застать и наплести про меня, что я, мол, ничего не делаю по дому, за детьми его не ухаживаю, не кормлю их как следует. Верочку свою закармливаю, а мальчиков не хлебе и воде держу. Говорила, что я обижаю их, что они плачут от меня, а потом к пятнице, мол, уговариваю их, чтоб не говорили ничего отцу.
– А он что? – в один голос спросили Вера с Шурой.
– А что Ольда? – вздохнула Рая. – Представляете, наработается там у себя с утра до ночи, приедет домой, а тут такого наслушается. Он что же, разбираться станет? Кому скорее поверит? Ей, конечно. А она, старая ведьма, ещё и как будто оправдывает меня, мол, с тремя-то детьми попробуй, управься – вот и срывается.
А я же с ними, господи, слова грубого никогда не сказала, не подшлёпнула ни разу, да и не приходилось как-то. Строгой бывала, да и то, всё больше с Верочкой, чем с ними. У нас, вообще, всё хорошо было, ладили мы, дружили.
Я поначалу даже не понимала, почему Ольдрих так резко меняется
