всего. Лишь одно оставалось неизменным. Он всегда целовал ее: нежно – когда уходил; страстно и нетерпеливо – когда возвращался. И каждый раз она замечала, что его маленькая татуировка на шее, сбоку, у правого плеча, – круг с точкой в центре – становится все темнее и отчетливее.
Стас Платов с детства казался Марьяне опасным и неправильным, но в такие моменты ее бросало в дрожь.
А еще она так и не смогла вспомнить, с чего у них все началось. Восьмого сентября Стас вдруг появился в ее жизни и со свойственным только ему напором до основания снес стену ненависти, которой Марьяна отгородилась от него еще в школе. Только вот зачем он приходил к ней тогда? Что-то взять? Отдать? Что-то спросить? Зачем он приходил?
Все стерлось в памяти.
Но то, что ему было нужно, объединило их, изменило и направило совсем по другому пути.
Каждый день Марьяна задавалась вопросом: в какой момент она и Стас Платов стали парой, когда оказались в одной постели и почему стали так близки? Где и как произошел их «первый раз»? И не только их, но и ее.
Она отгоняла навязчивую мысль, что всему виной ее привычка выпивать по вечерам несколько бокалов вина. Хотя за последние две недели она заметно сократила дозу спиртного, память все равно давала сбой.
Звучит нелепо, но Марьяна забыла, как влюбилась в Стаса Платова.
Знала только, что уже любит его, дорожит им. Знала, что он не так прост, как может показаться на первый взгляд, что в нем скрыты огромные внутренние силы и бесстрашие. А еще Марьяна была уверена, что он никогда не даст ее в обиду, не причинит боли и будет защищать до последнего вздоха. Знала, что он тоже любит ее.
Жаль, отец не понимал этого.
Он не принял Стаса, лишь сделал вид, что смирился с его присутствием в жизни дочери. Отец не предъявлял претензий и даже вел с Платовым беседы, но всегда сдержанно, холодно, далеко не по-отечески.
Стас прекрасно это чувствовал, и ему было плевать – он не старался понравиться отцу Марьяны. Он привык, что его не везде принимают радушно. Но, несмотря на стальной характер, у него были слабости, и откуда-то Марьяна о них знала.
Она до последнего сомневалась, что он осмелится ступить на палубу яхты, отправляющейся в открытое море, однако он даже глазом не моргнул, только сжал кулаки и задержал дыхание, когда проходил по трапу…
Кто-то дотронулся до ее руки. Марьяна вздрогнула.
– Ты почему одна? Все веселятся, а ты скучаешь. – Это был Юрка, одетый в матроску и белые брюки, от того похожий на юнгу.
– Не знаю, на меня странно действует море. Мне не по себе. Последний раз я была на открытой воде, когда ездила на… озеро… кажется…
«Представь, что вокруг не вода, а песок. Просто песок. Озеро песка. Теперь тебе не страшно? Не страшно?»
– На какое озеро? – уточнил Юрка с видом, будто знает все озера страны.
Марьяна сглотнула.
– Не знаю. Только что знала… а теперь не помню.
– Морская болезнь, – сделал вывод мальчик. – Нужно отвлечься. А ты видела, как разводят рыбу?
– Рыбу? – Марьяна не сдержала улыбки. – Нет, не видела.
Юрка сощурил правый глаз.
– А ты знаешь, где находится Степная Марь?
Вот оно. Марьяна снова ощутила, как внутри головы зашевелился марлевый мешок с воспоминаниями.
– Кажется, знаю. Я про нее, наверное, читала. А что там?
– Рыба, – многозначительно сказал Юрка. – Мы со Стасом туда недавно ездили, навещали рыбью ферму. Стас познакомил меня с классными ребятами. У них, правда, отец без вести пропал.
– И что с ними теперь будет?
– Стас говорит, что отец им богатое наследство оставил, а ухаживать за ними будет их бабушка.
– Ольга Стефановна? – Марьяна проговорила это имя, но сама не поняла, откуда его знает. Оно просто всплыло в памяти, как всплывает морская мина.
Юрка пожал плечами.
– Я не запомнил. – Он оглядел верхнюю палубу. – А где Стас? Я думал, он с тобой.
– Сказал, что будет в каюте.
– Ладно, пойду проверю. Отправлю его к тебе, чтобы ты в день рождения не была такая грустная.
Марьяна улыбнулась. Юрка отличался той же удвоенной напористостью, что и его старший брат. Мальчик поспешил вниз, а она взглянула на горизонт, продолжая исследовать необъяснимое состояние тревоги.
Смутные образы из подсознания, закутанные в марлю, все еще стонали и выли. Марьяне стало страшно: если тени ее памяти вырвутся все сразу, то она сойдет с ума.
А марлевый мешок дергался и повизгивал, похрипывал, шептал разными голосами:
«Иногда мы охотно попадаем в ловуш-ш-шки… Мари-и-и-и…»
«Когда ты превращался… в это, тебе было больно?»
«Раз, два, три. Угадай – или умри».
«Это соленопсис инвикта, боже… боже… это как огнем… как паяльной лампой…»
– Марьяна Игоревна, не желаете шампанского? – произнесли за спиной. – И еще я принес вам плед.
Марьяна обернулась.
В светлом костюме, строгий и статный, похожий на капитана круизного лайнера, к ней направлялся Стас. Одной рукой он держал поднос с бокалом шампанского, а через его вторую руку был перекинут плед.
Марьяна подхватила эту странную игру.
– Оставьте у шезлонга, пожалуйста. – И вновь повернулась к морю и ветру.
Через секунду на ее голые плечи лег бархатный плед. Поднос с бокалом Стас поставил у ее ног.
– Вам пора заняться гостями внизу, – ответила она все с той же серьезностью.
– Ими занимаются другие официанты. А я занимаюсь вами. – Он прижал ее к себе спиной, обнял, оставив влажный поцелуй на ее шее. – Я соскучился. Эта минута была очень-очень долгой.
Марьяне стало не по себе. Однажды он уже говорил эту фразу, говорил… Он сказал: «Эта минута была очень-очень долгой», а потом они смеялись. Им показалось это остроумным… Он говорил что-то еще… говорил… и она отвечала ему, потому что знала что-то важное…
«Выкормыш, в два часа ночи я буду ждать тебя в воде».
«Если ты не способна ни на что другое, я только рада, что ты умерла».
«Стасик, пожалуйста, миленький… просыпайся…»
«Если он не отдаст виновного, мы заберем невинного… невинного… заберем невинного…»
– Ты все еще боишься воды? – спросила Марьяна и почувствовала, как Стас напрягся, его объятия ослабли.
– Я стараюсь не думать о том, что мы в открытом море на маленьком судне. Я представляю себе… песок.
Марьяна повернулась к Стасу.
– Песок?
Он кивнул и повторил:
– Песок.
Марьяна сбросила плед на пол, схватила с подноса бокал и выпила шампанское залпом. Легче не стало. Стас нахмурился.
– Мари, в чем