Пришлось срочно ретироваться в группу банановых деревьев, которую мы только что проехали.
Стемнело за час до нашего прибытия в Уоллинг-Стейшн. Батарейки велосипедных фар сели много недель назад, так что оставшиеся десять миль пришлось проделать почти вслепую. Невозможно было разглядеть ни выбоин, ни валунов, ни оползней — время было позднее; но это не самое страшное. Больше всего пугала перспектива съехать влево от дороги. Обочины с той стороны не было, имелся лишь отвесный обрыв глубиной в несколько сот футов со скалами и долиной внизу. На наше счастье, движение на дороге почти отсутствовало. Мы двигались в темноте в сторону Уоллинг-Стейшн, и нам светили лишь звезды да собственное воодушевление.
Семейство Панди состояло из восьми человек. Старший сын провел нас в дом и представил своей Ма. Сразу стало ясно, что Ма — главный командир. Она отдавала распоряжения, и все, включая Па, ей подчинялись. Именно Ма нас усадила и расспросила что и как. На английском она могла произнести только несколько слов и основывалась преимущественно на том, что переводил ей сын. Ма хотела знать, откуда мы, куда направляемся, на что похожи наши страны, как нам понравился Непал и как долго мы пробудем в Уоллинг-Стейшн.
— Мама хочет, чтобы вы остались в Уоллинг-Стейшн, — объяснил ее сын. — Здесь хорошо. Катманду большой, много людей. Вам не понравится Катманду. Возвращайтесь, оставайтесь здесь. Живите в нашем доме.
Ма носила множество шарфов и ювелирных украшений, и, как у индийских женщин, одна ноздря у нее была перфорирована, и туда был вставлен круглый золотой штифт. Из отверстий, проделанных в верхней части ушного хряща, свисал изящный ряд серег. Под их тяжестью хрящ опускался, закрывая ушные отверстия.
Во время разговора Ма курила сигарету за сигаретой. Когда мы объяснили, что хотим приготовить себе обед сами, поскольку не привыкли к непальской кухне и из-за моего плохого самочувствия, вызванного едой на границе, она не обиделась. Напротив, она велела Па выделить нам на обед достаточно риса, помидоров, лука и лока. Последний внешне и на вкус напоминает нечто среднее между цуккини и баклажаном. Мы предложили заплатить за еду шесть рупий; Па выдал продуктов в два раза больше, чем нам было нужно. А потом Ма добавила еще бутылку с чангом.
Пока мы ели, к Ма зашли две приятельницы посмотреть на нас. Они сели на пол на циновки, курили, болтали и пили чанг. За другим столом Па играл в карты с водителями грузовиков, а старшие дети занимались уроками.
После обеда, когда я спросила, где находится туалет, Ма вывела меня из дома и показала куда-то вверх по улице. Было слишком темно, чтобы разобрать, куда именно она указывала. Но на краю городка я обнаружила трех мужчин, сидевших на корточках у дороги. Каждый из них держал в руке булыжник, который использовался в качестве туалетной бумаги. Я вернулась в дом, вытащила свое полотенце и снова отправилась туда, где видела трех «орлов».
На обратном пути мимо меня проехала машина, и какое-то время я с трудом соображала, где нахожусь. От солидного ряда ее ярких огней казалось, что по дороге несется, подпрыгивая на ухабах, комета. Это был тридцатифутовый прогулочный пикап с номерными знаками Германии. Основное средство передвижения современного мужчины докатилось и до Гималаев!
На следующее утро представшая перед нами картина восходящего солнца вызвала невольное желание остаться в Уоллинг-Стейшн навсегда. Но после полудня стремление снова своими глазами увидеть высочайшие вершины мира взяло верх.
После завтрака мы с Мамой Панди крепко обнялись на прощанье.
— Ты понравилась ей, — сказал ее старший сын. — Она хочет, чтобы ты вернулась и осталась с нами.
— Возможно, когда-нибудь вернусь, — ответила я. — Как знать.
Отъезжая от Уоллинг-Стейшн, я смотрела, обернувшись, на семейство Панди. Па стоял у огня и снова готовил простоквашу, младшие дети мыли посуду, а Ма сидела, перебирая рис. Она, как обычно, шутила над чем-то, и ее пронзительный смех следовал за мной вниз по дороге.
Тридцать две мили вниз между Уоллинг-Стейшн и Покхарой вились среди глубоких тропических речных долин, взлетая более десятка раз на мучительные для коленок перевалы, усеянные грязевыми оползнями. Женщины, освободившись от корсажа, принимали свои утренние ванны в ручьях и водопадах. Люди, тащившие на спинах корзины, спешили по тропам, а крестьяне вспахивали свои участочки и пасли буйволов на террасах.
В середине дня мы достигли вершины последнего перевала и начали спускаться в долину Покхара. Шел мелкий дождь, и низкие серые тучи полностью скрыли долину и Гималаи.
Покхара был расползшимся во все стороны городом с более чем десятитысячным населением. На его грязных улицах толпились непальцы, шерпы, тибетцы и индийцы. На краю города рядом с озером Фью находилось большое скопление дешевых гостиниц, где останавливались иностранные туристы, альпинисты и наркоманы. Ларри выбрал самую симпатичную из них и зашел спросить комнату.
— Шестьдесят рупий за нас троих. Это пять баксов. Я сказал им, что мы согласны, — сообщил он, вернувшись.
— Шестьдесят рупий! Ты свихнулся? Здесь же это целое состояние! — дружно возмутились мы с Джеффом.
— Конечно, для Непала это многовато, но прежде, чем вы решите отказаться и отправитесь на поиски варианта подешевле, зайдите для начала и осмотритесь, — настаивал Ларри.
Когда владелец отеля провел нас с Джеффом в одну из комнат, мы не могли поверить в реальность того, что видим. Мне хорошо запомнилась каждая деталь этой комнаты: ковер от стены до стены, три кровати с матрасами, чистыми покрывалами и одеялами, в номере была отдельная ванная комната с душем и унитазом. И все это, удивлялась я, всего лишь за доллар и шестьдесят семь центов с человека. Мы немедленно въехали и остановились там на полторы недели.
В свое первое утро в Покхаре мы с Ларри встали до восхода солнца. Натянули на себя что-то из теплой одежды и поехали назад к перевалу, пройденному в предыдущий день, чтобы поближе взглянуть на вершины. Едва мы начали подниматься, как с первым проблеском рассвета стал заметен легкий туманный покров, стлавшийся на дне долины, и несколько рассеянных плывших по небу облаков. В глинобитных домах, разбросанных по долине Покхара, шло приготовление завтрака, и в белом тумане поднимался бурый дым очагов.
Со смотровой площадки ничего не было видно, пока мы не сообразили посмотреть на север, выше скал, окружавших долину. Впервые мы долго и напряженно разглядывали высочайшие горы на земле, крышу мира. С нашей зеленой горы, среди травы и банановых деревьев, могло показаться, что вершины Аннапурна и Мачхапушра, 26 500 и 22 950 футов
