принялся усердно посещать храм Людовика на Лубянке. Скоро две большие ели по обеим сторонам от главного входа, фонари, которые он называл про себя почему-то «пушкинскими», и широкие гранитные ступени сделались для него привычны. Он посещал мессы, читавшиеся по-русски, примелькался со временем постоянным посетителям, которых было не так уж много, но. никого, похожего на Степана Матвеевича, так и не встретил.
Как быть? Провести однажды тут в церкви целый день? Ведь служб много, даже в будние дни, и то – три, в субботу – четыре, а в воскресение – целых восемь. Да только не покажется ли это странным? Не стоит привлекать к себе внимание. С другой стороны – Найденова не видно пока, но, может, старик болеет? А если он, и впрямь, встречается в церкви с кем-то. О, тогда нужна особая осторожность.
И поэтому Володя Расторгуев предложил следующую тактику. Все-таки, самый главный день для верующего христианина – воскресение. Действительно, не стоит Майскому с утра до вечера мозолить глаза священнику, его служке и министрантам12. Пусть он придет себе на мессу по-русски как обычно. А сам Володя установит наблюдение за входом, и на этот раз проследит за всеми посетителями церкви. Он выбрал себе двух помощников и приступил к делу.
– Мужики, – обратился Расторгуев к двум молодцам, студентам Высшей школы милиции, выбранным им для этой цели, – мы сначала в субботу прорепетируем, отладим детали, а в воскресение проведем полный контроль. Это будет не просто. Церковь работает с утра до вечера. Начинает в восемь – это первая служба. Последняя – в пол седьмого. То есть если воскресных служб целых восемь, то в субботу – только четыре. Хватит для тренировки.
Теперь так. Нас интересуют мужчины старше шестидесяти с серыми или голубыми глазами. Остальное может в течение жизни двадцать раз изменится. Высокий человек горбится с годами и становится ниже, шевелюра седеет и редеет. Можно расплыться и, наоборот, страшно исхудать. Но глаза!
И вот что. Самое главное – ведите себя совершенно незаметно. Нашли похожего – нет, даже хоть чуток подходящего – и не делайте ничего, не телепайтесь! Только мне тут же отзвонитесь, точно опишите его, и кранты. Задача ясна?
Парни покивали и заняли свои посты. А Володя, заранее выбравший себе позицию, позволявшую видеть их обоих и не светиться, понаблюдал сначала за ними самими. Как справляются? Не сачкуют? Потом устроился поудобнее, укутался, застегнулся на все пуговицы и настроил бинокль.
Человеческий ручеек заструился к главному входу, наполнился, набух, и стал понемногу иссякать. Месса началась. Минут через десять после этого в церковь вошел спортивного вида мужчина в приметной красной куртке и вязаной шапочке и сел сбоку. Он прослушал мессу почти до конца, опустил в церковную кружку несколько монет и тихо удалился.
Следующая месса отличалась от предыдущей лишь языком. На этот раз усач похожей комплекции пришел пораньше. Он был одет в серое с синим и мог запомниться длинным шарфом, кольцами обмотанным вокруг шеи.
Одна служба сменялась другой. Прихожане чинно рассаживались, пели псалмы, жертвовали на церковь, негромко звучала разно племенная речь. Володя, извещенный пару раз, что подходящий объект явился, сделал несколько фотографий. Но больше для очистки совести. Старики были вовсе не похожи на отставника Степана.
На русскую службу пунктуально явился Майский, прослушал все и ушел. А Расторгуеву и его орлам предстояли еще две вечерних. В большом промежутке они бегали греться. Пили горячий чай с лимоном из термоса, уплетали сосиски и бутерброды.
Наступил вечер. Стайка ирландских студентов-католиков расселась по скамейкам как озябшие воробьи в ожидании начала очередной мессы. Володя угнездился на своем насесте с биноклем. Он как раз решил размять замерзшие руки, когда затрезвонил телефон.
– Товарищ майор, сейчас из-за угла выплыл один типус в пальто и с палкой. Он приметный – высокий, прямой и с усами. Нет, не как у Вас для второго выхода! Они густые такие и белые совсем. Двигается не спеша прямо к церкви. Идите скорей! – возбужденно доложил студент.
Володя быстрым движением сунул бинокль в футляр, футляр же – в объемистый рюкзак, надежно привязанный двойным морским, чтобы не свалился.
В церковные врата вошел гражданин без шапки в свитере с высоким воротом и круглых, словно у Джона Леннона очках. Он сделал несколько шагов и прямо перед собой увидел четко очерченный профиль высокого старика. Правой рукой тот опирался на темно-красную палку с набалдашником, инкрустированную серебром с перламутром. Левой снял шапку из светлого пыжика, сунул ее небрежно в сумку, висящую через плечо, и вынул роговые очки. У этого старика была военная выправка. Его отлично выбритые щеки слегка запали, но не обвисли. Он мало изменился. Его аккуратная добротная одежда была даже слегка щеголевата. Он него хорошо пахло горьковатым одеколоном. Степан Матвеевич Найденов без всякого сомнения выглядел еще хоть куда!
Володя не сомневался ни секунды. Конечно, это Найденов! Пропустив старика вперед, он прикидывал, где бы поместиться. И, осторожно косясь на идущего впереди, задержался в левом нефе у статуи Людовика Святого в золотой короне со скипетром и державой в руках.
Степан Матвеевич степенно, но, не останавливаясь нигде, двигался к алтарю. Он только перекрестился у входа, потом еще раз у витража Святого Иосифа и привычно опустился на скамью в третьем ряду справа. По сторонам Найденов не смотрел. Ни с кем, не здороваясь и не обменявшись ни единым словом, он ждал начала мессы, раскрыв красный маленький молитвенник.
Расторгуев разволновался и решил, что следует сначала подумать. Он уселся, не теряя полковника из виду, и принялся прикидывать варианты.
Решено! Он посидит минут десять и выйдет. Фотографии нужно сделать, когда «клиент» будет уходить. Здесь лучше не рисковать. И ребят убрать немедленно. Как бы они по неопытности от излишнего рвения ни навредили. Это репетиция. Завтра они все сделают начисто. И с Синицей тоже. Надо срочно доложить и решить, как быть дальше. А сейчас он подождет, потом пройдется около церковных стен, словно любопытный турист, поставит свечку перед образом, полюбуется на… да вот хоть бы на изображение Жанны д Арк или Девы Марии Лурдской. Полюбуется и исчезнет…
Старик слушал, пел со всеми, вставал и садился, листал свой молитвенник, повторял усердно слова молитв. И Расторгуев, углубившись в свои мысли и наблюдения, не сразу осознал, что же это за слова. Что за звуки он слышит? Что журчит, уносится под светлые высокие своды и сплетается в хоралах с янтарным тоном органа?
А сообразив, он выполнил все намеченные хитрые ходы, ускользнул
