— Давай останемся здесь навсегда. — неожиданно для себя говорю ему, соскальзывая с еще твёрдого члена и стеснительно поправляя трусики, которые испачканы уже его семенем. — Мне не хочется возвращаться в серую жизнь с перестрелками, погонями, покушениями и толпой охраны. Тут так хорошо. Ты засыпаешь и просыпаешься рядом со мной… Никуда не убегаешь и не возвращаешься весь в крови.
— Я за. — с серьезным видом говорит он, наблюдая за мной из-под густых ресниц. — Если ты захочешь, то мы останемся здесь. Расплодимся и заселим необитаемый остров.
— И ты сможешь всю свою оставшуюся жизнь жить под пальмой, ничего не делая? — подтруниваю над ним. Такой человек как он не может бездействовать. Ненадолго его хватит.
— Почему ничего не делая? Я познаю все позы из камасутры. — ехидный взгляд не обещает ничего хорошего. Этот парень определенно задумал что-то нехорошее. Качаю головой, чтобы отогнать наваждение и смеюсь.
После того как папа отправил брата Макса в Сибирь, чёрная тень хозяина над нашей семьей исчезла. Наши дни стали намного солнечнее после его поимки, будто он был серыми облаками, нависшими над нашим домом.
Макс не стал прощаться с ним, даже не захотел знать подробности его содержания. Между ними не было ни связи ни чувств. Иногда вечерами я расспрашивала его о детстве, и он рассказывал. Истории давались ему не легко, потому что воспоминания причиняли только боль. Такое бы и моё сознание вычеркнуло к чертовой матери.
— Однажды я уже забыл об их существовании, забуду и сейчас. — он был категоричен в своём решении не иметь ничего общего с братом и отцом. Один раз я предложила, что смерть была бы может быть гуманнее, чем заточение до конца дней в одиночестве. Макс на это ничего не ответил, уходя вглубь себя. — Они пробуждают во мне только плохие качества. Не хочу думать о том, кем бы я мог быть, если бы не встретил Луку. Может быть, я бы стал серийный убийцей, кто знает?
Крах Хозяина заставил людей разбежаться в разные стороны, попрятаться как крыс от гнева Гроссерия. Ярых сторонников и виновников в гибели близких отец с Максом наказали. Их участь была известна всем, но здесь уже я не захотела знать подробности.
Отец категорически отказался кого-то прощать и принимать обратно. На удивление всем, он отказался от своей работы, решив, что больше не хочет заниматься ничьими проблемами кроме семейных. Тем более, маме категорически запрещалась нервничать после операции на голове.
Мама с папой, повинуясь не объяснимому порыву, плотно занялись интернатом, в котором когда-то жил Макс, желая помогать детям. Макс иногда подтрунивал над отцом по этому поводу.
— Святой Лука. Когда ты умрешь, твой лик изобразят в доспехах и с нимбом над головой.
— Дозвездишься, будешь ходить с одним глазом.
Их перепалки у нас с Мамой вызывали только улыбки. Они и раньше бодались, но сейчас напоминали Титанов, пытающихся поделить территорию. От войны их спасала только лишь безграничная любовь к друг другу. Они были так похоже, что теперь, зная родного отца Макса, я еще больше не могла поверить, что природа просто так создала его точной копией папы. Сама судьба толкала его в нашу семью.
Макс должен был продолжить дело отца, но он оставил вместо себя Левона, который с радостью занялся делами, чтобы не думать о смерти Селены. Бес собирался наверстать упущенное за все эти годы в наших отношениях, забыв обо всем. Он отчётливо поставил наши отношения превыше всего. И ни могло не радовать.
В Москве остались Кирилл и Каин, назначившие дату свадьбы. Я была очень рада за них, они были так счастливы вместе. И так расстраивали Когана, до сих пор не верящего, что его не разыгрывают.
Радовало и то, что Каин теперь останется в Москве.
Мне не хотелось больше заниматься танцами. Я все еще любила балет, каждый день занималась, но мне категорически не хотелось связывать свою жизнь с театральной труппой и сценой. Мне неожиданно стали противны танцевальные классы и одногруппники.
Мое место было рядом с жестким мужчиной, внутри которого жила темная и страстная сила. Когда он смотрел на меня, весь мир вокруг меня блек, оставляя только нас вдвоём на этой грешной земле. Время останавливалось. Под его пристальным взглядом я теряла килограммы от волнения, все тело начиналось искриться от напряжения и возбуждения.
Как Гроссерия, я решила заняться семейным делом. Поэтому перевелась на юридический и к танцевальным занятиям прибавились курсы выживания, стрельбы и рукопашного боя. На острове со мной занимался Макс. Я больше не была папиным цыплёночком. Теперь я была бесноватой
По крайней мере меня так называли Коган с Левоном, вспоминая мои необдуманные порывы в больнице.
— О чем думаешь? — Макс вырывает меня из пучины мыслей. Запах его кожи сводит меня с ума. Его грудь касается моей спины, и я вздрагиваю от исходящего жара. Просто сгораю в жажде рядом с ним.
— Пойдём поужинаем. Я очень хочу есть. — обнимаю его и потираюсь щекой о сексуальную поросль. — Так хочется чая со сладеньким.
— А я вот жду десерт. — из его груди вырывается утробное урчание. — Не наелся…
— Ты когда-нибудь наешься? — толкаю его в грудь, делая несколько шагов назад и неуклюже спотыкаясь о лежак. От падения меня спасает Бес, подхватывающий моё тело. Он театрально вздыхает, показывая всем своим видом — чтобы я без него делала.
Иногда мне не на шутку становится страшно, что я умру во время секса от сердечного приступа, или Бес продолбит колодец внутри меня. Трудно справиться с его неугасающим пылом. Раньше он сильно сдерживал себя, я смогла понять это только на острове, где он доводил меня до изнеможения.
— Я могу дойти и сама. — для приличия говорю ему, наслаждаясь тем, как он несёт меня на руках в дом, быстро шагая по горячему песку.
— Когда ты лежала в больнице, я пообещал, что буду носить постоянно тебя на руках. — он непроизвольно сильно стискивает меня, пытаясь прижать к себе.
— Но тогда, я разучусь ходить!
— Вот и славно, потому что когда до твоей белокурой головки дойдёт, какому чудовищу ты отдалась, ты уже не сможешь убежать.
— Тогда я уползу!
— Ммм… хотел бы я посмотреть, как виляет твоя попка…
— Ты не выносим!
Бес заносит меня в комнату и бережно ставит на ноги, Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы взять халат, но он властно останавливает меня, одной рукой удерживая талию, и поворачивая меня к себе. Его губы стремительно властно накрывают мои, не давая и шанса на сопротивление. Я попыталась оттолкнуть его, но он был уверен, настойчив и мои губки поддались таким смелым движениям. Я потерялась в этом поцелуе и не поняла, когда оказалась к его груди вновь, а мужские ладони быстро расправились с маленькими лоскутами ткани. Купальник был испорчен. Губы ласкали мою щеку потом шею. Хватая ртом, воздух я, все таки, смогла прошептать:
— Это был мой последний купальник!
