Я остался наедине с алтарем. И понял, что шум минувшей эпохи звучал у меня в ушах совершенно реально. Магия Крови. Я чувствовал связь, и даже некоторое — после ритуала Кровавого союза, сродство с этим местом.
Да, это не игра воображения. Я действительно слышу — через года, через века даже, звуки этого места. Гортанные песнопения, крики и плач жертв, бурный восторг зрителей и даже рев неведомых тварей; слышу даже как режут плоть обсидиановые ножи жрецов, приносящих жертвы.
Встряхнувшись, с трудом преодолев желание позвать обратно Иру и Аду, я обошел вокруг черного алтаря. И осматриваясь заметил, что все каменные желоба — ведущие от предназначенных для распятия крестов, все забиты нанесенным ветром песком, прахом пыли и мелкими камешками. Кровь ни по одному из них не текла уже сотни, если не тысячи лет.
Значит на крестах, когда открывался ведущий в усадьбу Юсуповых-Штейнберг портал, жертвы не приносились. Кто-то совсем недавно умер на стоящем в центре черном камне.
Для открытия арки портала нужны жертвы — и для этого подойдут вполне обычные люди. Вопрос в количестве. И судя по воспринимаемым мною звукам прошлого, когда местная цивилизация угасала, даже сотни убитых на крестах жертвы врата, даже калитку, открыть для растерявших умение жрецов не смогли.
Так. Кресты по стенам предназначены для обычных людей. А черный камень алтаря в центре, он… чужд этому миру. Он не для обычных разумных, жизненная энергия которых используется для пробития канала между мирами.
Медленным вдохом втянув в себя воздух, я вдруг осознал, что совсем недавно здесь — на этом самом алтаре, определенно был убит одаренный. Всего один, но его смерть открыла дорогу сразу сотням демонов, атаковавшим нас в усадьбе Юсуповых-Штейнберг.
Насчет отобранных палачами чужих жизней я уже получал ответы однажды — на полянке в охотничьем домике. И примерно знал как это делать. Вот только…
Вот только в прошлый раз это было в живом мире, в совсем еще недавно благостном месте — в чистом и светлом березовом лесу. В месте, где не лилась сотнями лет кровь умирающих в муках и страхе жертв.
Если я попробую сейчас собрать осколки чужой смерти в попытке понять кто погиб здесь — не станет ли это опасным? И не придется ли после собирать осколки уже моего сознания?
Раздумывая таким образом, я так и стоял в центре разрушенного храма-пентагона на вершине пирамиды, пытаясь понять себя. Сейчас мне нужно было определиться — гложет ли меня внутри червоточина страха, от которого я уже устал, или же это нужная, совсем нелишняя здесь и сейчас предусмотрительность.
Так и не придя к надлежащему выводу, подошел ближе к алтарю. Положил на каменную поверхность недоеденный резиновый брикет сухпайка. Машинально отряхнул руки, и только после, осторожно, словно касаясь неподвижной, но опасной и ядовитой змеи, положил ладонь на камень.
Шум в голове стал громче, и руку я отдернул.
Вдох, выдох, и преодолевая, даже задавливая накативший страх, я снова положил ладонь на каменную поверхностью.
Не лучшая была идея — заглянуть в воспоминания этого места.
Напитанный кровью жертв камень не был разумным. Но он — в отличие от этого мира, был живым. И меня вышвырнуло в местную Изнанку — ее остатки, частично разорванные. Рваная и неполная полуявь-полунавь.
И здесь, на границе мертвого мира с его мертвым же, призрачным отражением, я оказался словно перед огромным бесформенным монстром, жаждущим чужих мучений и страха. Или, за неимением, желающим сожрать разум одного идиота, который решил поставить эксперименты с неизвестными артефактами.
Монстр, правда, оказался не до конца пробудившимся. Кроме того, на каменном алтаре лежал недоеденный брикет, который меня скорее всего… ну, не то что спас, но уберег от более пристального внимания. Потому что именно эта недоеденная пластилиновая мерзость оказалась словно якорем, за который я схватился, выпрыгивая обратно в мертвый мир из остатков местной Изнанки.
Постояв несколько минут, анализируя, я пришел к выводу что в принципе, ничего серьезного мне не грозило. Свалить я бы сумел в любом случае. Да, несомненно, я бы и так остался жив, здоров и при памяти, но… недоеденный брикет все же помог. Без него, наверное, мне было бы не очень хорошо. А так отделался лишь сильной, моментально запульсировавшей под бровями головной болью, и спутанностью мыслей — попав под эхо готовящейся ментальной атаки неразумного организма.
Щелчком сбросив недоеденный брикет с алтаря на пол — прикасаться к нему больше не хотелось, я вышел из здания храма и спустился вниз по лестнице. Глаза заливал пот, на голове словно надет чугунный обруч, тело казалось ватным. И, кроме этого, меня в спуске сопровождали картинки воспоминаний.
Здесь, на каменном алтаре, совсем недавно умерла Варвара Островская. Семнадцать лет, русская, владеющая даром, из мещан. Одержимая из предыдущей группы фон Колера.
Варвара, по официальной неофициальной версии — это я от Николаева знал, якобы погибла на одной из Арен Второго Инферно в поединках с демонами. Подобных тем, в которых совсем недавно участвовала Саманта со своими родезийцами — русские географы таким тоже занимались.
На самом же деле Варвара приняла смерть здесь. И об этом не знал даже Николаев. А кто знал? Наверняка знал фон Колер, как организатор ее смерти. А кто еще?
Может быть Марьяна? Они же работали с бароном в связке. И может быть я что-то упустил, и все же есть смысл добраться до вокзала Елисаветграда, чтобы забрать из камеры хранения ее заметки.
«Et_in_Arcadia_ego» — даже пароль от ячейки без записи помню. Пароль, который нам с Валерой Марьяна на бумажку записала. Интересно только, он с кавычками или без? И нижние подчеркивания — это просто пробелы, или нижние подчеркивания?
Пока я спускался по ступеням, пробиваясь через ватную слабость, мысли так и лезли в голову. Но оказавшись внизу, поморщившись от очередной пульсации боли под бровями, понял — в данный момент в этой жизни мне неинтересно больше ничего, кроме отдыха.
Пока Ира отводила меня в предназначенную палатку, Ада сходила за Андре. Стрелковый инструктор пришел проведать, выслушал мою интересную историю и посоветовал принять снотворное и обезболивающее. А еще попросил в следующий раз предупреждать, когда меня озаряют удивительные идеи, стыковываясь с безудержным энтузиазмом.
Ни снотворное, ни обезболивающее я принимать не стал — справился сам, ментальными практиками. Уснул, даже не раздеваясь. О чем сильно пожалел, когда проснулся весь мокрый и липкий от пота.
Проснулся я, кстати, не сам. Меня разбудил шум нездоровой суеты вокруг. Который мне очень и очень не понравился.
Глава 22
Глянул на часы, выданные вчера Андре. Обычные механические, с фосфоресцирующими стрелками.
Часы показывали три часа шесть минут. Три часа шесть минут утра — это я больше пятнадцати часов проспал. Подумал об этом мельком, выбираясь из палатки. И сразу заметил вокруг ускоренное движение. Пробежал мимо десяток бурбонов — в одну сторону, в другую просеменили несколько гуркхов. Двое из них сгибались под тяжестью автоматического гранатомета, явно недавно доставленного. Еще один тащил массивную треногу, остальные несли ящики с боеприпасами.
