Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 178
— То есть как это… ничего? — возмутился Мышецкий.
Дремлюга отвечал — с убийственным спокойствием:
— У меня порядок такой. Объявил голодовку — пожалуйста, не хочешь и не жри, нам больше останется! Сейчас наш «дядя Вася», пролетарий, работать не пожелал — не надо, не работай…
Сергей Яковлевич понял, что за этой бравадой стоит оглядка жандарма на Москву и Петербург: уж если там, в столицах (под боком правительства), генералы корпуса жандармов не могут справиться с революцией, то… «Что же требовать от уренского капитана?»
— Выпить хотите? — предложил Мышецкий.
— Как вы сказали, князь? — обомлел Дремлюга.
— Я предлагаю вам выпить… За порядок!
— В беспорядке-то? — усмехнулся жандарм. — Ну, выпьем…
— За Аристида Карпыча, земля ему пухом, — поднял рюмку князь. — Вот он бы сейчас что-нибудь да придумал… Извернулся бы!
Дремлюга поперхнулся коньяком, зашипел, гримасничая:
— Ударьте меня, князь, ударьте… сильнее! — Мышецкий треснул жандарма по хребту, и коньяк проскочил, как по маслу. — А что? — задумался капитан, отдышавшись. — Что бы он мог придумать? И даже Борисяк здесь ни при чем, революция без него движется…
И вдруг разом погас в присутствии свет.
— Огурцов! Созвонитесь со станцией — что у них там?
Огурцов, споткнувшись в темноте о порог, скоро вернулся:
— Телефоны, князь, тоже… мое почтение! Бастуют.
Мышецкий длинной тенью обозначился на фоне окна:
— Капитан, разве забастовка не ограничится одним депо?
Огурцов, прильнув к стеклу, вгляделся в улицу:
— Баста! Конки тоже стали, лошадей выпрягают, сбрую режут…
Дремлюга хватил еще стопку, искал в потемках фуражку.
— Вот это крепко! — сказал он. — Но еще крепче закончится. Жрать захотят — и снова, князь, свет включат, барышня на телефоне соединит, а паровозики — ту-ту, поедут… Нет такой забастовки, ваше сиятельство, которая бы не имела конца!
Конечно, жандарм прав: забастовка — явление временное. Но в самой стихийности событий было что-то зловещее, и красный цветок над городом распускался в ночном небе. Проезжая через город, Мышецкий подсознательно отмечал признаки нового в его облике: на табуретках (чтобы дальше видеть) стояли городовые; митингов не было, но толпы теснились на бульваре. Ну что ж! К шестидесяти тысячам верст железных дорог России, застывших в покое, сегодня прибавилось еще шестьсот сорок верст бастующей Уренской губернии…
«Аквариум», конечно, работал. Как-то повышенно, издерганно и пьяно вела себя публика. Сотенные шуршали нежно, платья дам тоже шуршали вызывающе. Музыка гремела, лилось вино — самое дорогое. Бабакай Наврузович пожинал сегодня небывалые барыши, «Николаи» — в поту!
Иконников-младший, однако, был трезв и спокоен.
— Что у Троицына и Веденяпина? — спросил его Мышецкий.
— Говорят, завтра будут снимать.
— Снимать… Как это понимать, Геннадий Лукич?
— А так: деповские устроят митинг на фабриках и, если уговорить не удастся, силой заставят бросить работу…
Из отдельного кабинета вывернулся, словно хороший штопор, Дремлюга; заметив князя, зашептал в ухо тяжелым перегаром:
— Кое-что придумал. Некогда. Извините. Бегу. Завтра узнаете…
На следующий день забастовали частные фабрики Троицына и Веденяпина. Будищев повысил своим рабочим ставки, и его мастерские продолжали дымить: у него народ был «кошельковый». По этому случаю в Купеческом клубе с утра пили, пели и плакали. Срочно были вызваны арфистки, но вместо звучного наплыва арф слышались визги, жеребячий топот — шел шабаш святотатственных радений…
Сергей Яковлевич пригласил к себе Чиколини, напомнил ему, что пенсия зависит только от него, воззвал к мужеству.
Бруно Иванович сказал:
— А вот вам и новость, князь: все лавочники тоже забастовали. Замки — во! И хлеба в городе купить негде…
Мышецкий вспомнил: жандарм посулил ему вчера в «Аквариуме», что все будет в порядке. Вот и способ, который должен помочь ему гасить забастовку: голод. На это губернатор распорядился так:
— Заставьте каждого лавочника под расписку отказаться от забастовки. В противном случае — так и передайте — я заведу на них дело, как на злостных стачечников. А под статью эти господа не захотят попадать. И незачем бойкот называть им «забастовкой»!
Замки с лавок уже сбивали рабочие. Торговцы снова вынуждены были встать к прилавкам — волею судеб революции они попались между двумя жерновами — жандармом и губернатором.
— А тебе чего, баба? — И рука привычно вертела кулек…
Дремлюга разбежался к губернатору с выговором:
— Князь, как можно? Всю компанию мне поломали. Я вчера своих сто рублей истратил, поил мелочь базарную в кабинете отдельном, а вы… Я же договорился! Нехорошо так-то, князь!
— Хорошо, капитан. Хорошо! — ответил Мышецкий. — Давить революцию голодом — самая низкая мера. Я бы не уважал себя, прибегни к этому способу. Не спорьте… А флаг, я вижу, вы еще не сняли?
— Скобы худы, труба старая, — отнекивался Дремлюга, хмурый.
— Так не вам же лезть по худым скобам на старую трубу!
— Оно и так. Да четвертной сулил — не берутся… Высоко!
— Добавьте еще четвертной — полезут.
— Придется. Да где я денег наберусь? Вчера сто, сегодня…
Сложились на красное знамя: жандарм дал четвертной, губернатор от себя выложил — только бы снять поскорее! Глаз резало…
Мышецкий велел Огурцову никого не допускать.
— Хоть камни с неба, — сказал, — никого… Я буду составлять отчет в министерство о забастовке…
Работал он недолго. Сначала думал развернуть отписку в подробный доклад с описанием условий, при каких забастовка возникла. Но потом князю пришла мысль, что он не один губернатор на Руси, таких много, и почти все губернии в стране бастуют. Так стоит ли напрягать ум, чтобы метать бисер, который никого в министерстве не удивит и не восхитит. Ограничился телеграммой, — кратко и хорошо.
— Отправьте, — велел Огурцову, но курьер вернулся с телеграфа, сказав, что «не берут, забастовали!». — Лошадей! — сказал Мышецкий. — У вас не берут, а у меня возьмут, как миленькие…
На телеграфе одиноко сидел дежурный чиновник.
— Вы понимаете смысл вашего отказа? — обрушился на него князь. — Телеграмма государственного значения, а не признание барышне в любви, и вы, сударь, с огнем играете…
— Все сознаю в полной мере, князь, но таково решение Уренского Совета рабочих депутатов, — ответил телеграфист.
— Это еще что такое?
— Совет создан по примеру Петербургского, князь!
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 178