Он сразу осекся. Взял ее руки в свои, нахмурился и сказал:
– Совсем ледяные. Быстро дуй в ванную, бедная ты моя. А я пока приготовлю тебе что-нибудь горячительное.
После ванной Марианна разомлела и пришла в благодушное настроение.
Она закуталась в теплый халат, натянула шерстяные носки и порадовалась, что из тела ушел противный озноб.
Часы показывали пять минут второго.
В комнате на прикроватном столике обнаружила стакан с горячим молоком. От напитка шел аромат меда и коньяка. Видимо, Петр решил действовать наверняка и не дал простуде ни одного шанса.
Самого Петра в комнате не было. Наверное, не дождался и ушел спать. Жаль, что теперь они увидятся только утром. Но уже глубокая ночь, и Петр наверняка измучен после долгого перелета и подвига по спасению учительницы с дерева.
Но как приятно, что он о ней позаботился! Жмурясь от удовольствия, Марианна выпила молоко и почувствовала себя лучше прежнего – коньяку Петр не пожалел.
Она потянулась, скинула халат, переоделась в любимую длинную ночную футболку. Мама подарила ее Марианне давным-давно. За годы тонкая ткань растянулась и стала мягкой от частых стирок, а мордочка веселой овцы на животе поблекла.
У каждой девушки есть в гардеробе вещица, которую надеваешь для одиноких ночей, когда чувство уюта и привычки важнее, чем красота. Все равно никто не увидит!
Поплотнее задернула штору – по спине все же пробежал холодок, когда Марианна глянула в темноту за стеклами, почти ожидая вновь увидеть какую-нибудь пакость.
Забралась под одеяло, взяла телефон, чтобы перед сном немного посмотреть глупые и веселые видео. Тогда и сны будут сниться веселые и глупые. А то ей еще кошмаров не хватало…
Дверь открылась, Марианна подскочила и судорожно натянула одеяло до подбородка
В комнату вошел Петр и виновато улыбнулся.
– Прости, что ворвался без стука. Думал, ты еще в ванной. Вот, принес еще горячего молока. Коньяка побольше добавил.
Он тоже успел принять душ и заявился к ней в комнату в тапках, домашних брюках и небрежно накинутом халате на голое тело. И смотрелся в этом наряде вальяжно и элегантно, как какой-нибудь уездный дворянин на отдыхе после охоты с гончими.
У Марианны загорелись щеки. Она выше подтянула одеяло, вспомнив о своей футболке с овечьей мордой.
Только бы он не увидел, в каком она виде! А ведь еще под мышкой дырка! Все забывала заштопать...
А на ногах у нее шерстяные носки. Которые связала бабушка. Полосатые, из серой и коричневой шерсти, с помпонами на щиколотках.
Но Петр и не думал уходить. Он поставил на стол стакан, потом достал из кармана халата телефон со шнуром и подключил заряжаться. А потом достал что-то еще – какие-то блестящие квадратики, не видно, конфеты, что ли? – и положил на край стола.
Марианна следила за его манипуляциями с легкой паникой. Петр как будто явился к ней надолго. Неужели он хочет прямо сейчас продолжить разговор про то, что творилось в доме в его отсутствие?
Не дожидаясь приглашения, он сел на край кровати и взял Марианну за руку.
– Я ужасно по тебе соскучился, – сказал он.
– Я тоже, – застенчиво прошептала она, чувствуя себя горничной, которую явился почтить вниманием барин.
Петр уловил ее смущение.
– Я некстати? Хочешь, чтобы я ушел?
– Вовсе нет! Ты пришел поговорить?
– Не совсем.
– А… что?
– Я останусь у тебя на ночь, – спокойно заявил он. И при этом смотрел на нее пристальным, будоражащим взглядом.
Марианне сразу стало жарко под одеялом, от шеи и до кончиков пальцев в носках. Сердце забилось быстро и тяжело.
– Решил охранять мой сон? Чтобы меня больше не пугали рожи за окном и прочие призраки твоей усадьбы? – уточнила она игривым голосом, не осмеливаясь поверить в то, что он подразумевал.
– Именно так. Но есть и другие планы, – он медленно и чувственно потер большим пальцем ее ладонь.
– Петр Аркадьевич, вы обещали, что не будете требовать, чтобы я спала с вами, – укорила она его строгим учительским голосом.
Ей захотелось немного помучить его. Не сдаваться сразу. Чтобы он проявил настойчивость и поуговаривал ее, как полагается, с пылом и страстью.
– Забираю свое обещание обратно. Я дал его не подумав. Больше не могу ждать, – он поднес ее руку к губам и поцеловал, продолжая глядеть ей прямо в глаза. И это было так волнующе, что Марианна прерывисто вздохнула.
Он отпустил ее руку и наклонился ближе.
Марианна затаила дыхание. В голове крутилась восторженная мысль: с ума сойти, этот мужчина – мой! Из всех женщин мира – умных, красивых, искушенных – он выбрал меня! Он был терпелив и деликатен, но он больше не может ждать, он изнемогает!
Все ее чувства обострились. Ее волновали и его прикосновения, и холодный аромат его одеколона, и звук его слегка учащенного дыхания. А от его голоса она обмирала. И без того глубокий и хрипловатый, он стал ниже и приобрел бархатную вкрадчивость.
Все было именно так, как она и представляла в мечтах.
Она невольно облизала нижнюю губу. Взгляд Петра потемнел, и его глаза из светло-зеленых сделались совсем штормовые.
Он осторожно потянул за одеяло; Марианна, погрузившись в вихрь фантазий и ощущений, забыла, что нужно удерживать край. Одеяло соскользнуло вниз.
– Какая милая овечка, – с удовольствием сказал Петр, рассматривая ее грудь под тонкой тканью.
Марианна мысленно застонала.
– Так, и носки… просто прелесть, – продолжил он, окончательно отбрасывая одеяло в сторону. – Но все же хочется их снять.
Он обхватил пальцами ее щиколотку и слегла пощекотал. У Марианны по телу прошла горячая волна.
– Петр, извини, боюсь, я в таком виде… носки, футболка… – залепетала она, часто дыша. – Я не думала, что ты…
– Мне ужасно нравится и футболка, и все остальное, – он наклонился и поцеловал ее.
За эти недели они целовались много раз, но этот поцелуй был особым – это Марианна поняла сразу. Медленный, тягучий, и полный такого вожделения, что она тут же забыла и об овечке, и о дырке под мышкой, и о шерстяных носках с помпоном, будь они неладны.
Она обняла его и прижалась теснее и теперь думала только о том, что его тело восхитительно твердое и прохладное, а его руки движутся уверенно и осторожно, а его губы уже скользят по ключице, по плечу, и ниже…Она гладила и трогала его в ответ, забиралась под жесткую ткань халата, проводила ладонями по его гладкой груди, по спине, и ее сердце билось в ритме кизобмы.
И вдруг ее охватила робость. Может, Петр ждет от нее… чего-то необыкновенного? Того, что не смогли дать ему эти другие красивые и искушенные женщины? Хочет… какой-то экзотики, которую почему-то ожидают от девушки с необычной внешностью? Но ведь ее опыт в этой стороне отношений совсем маленький. Вдруг она его разочарует?
