Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Это правда? Вот что с ним произошло? – изумилась я. – Бедный Жак.
– Тут нет ни слова правды, – возразил Наполеон. – Это все выдумка. Какое забавное имя: Жак Бовизаж. Такого человека никогда не было.
– О нет, сир, был. Я знала его. Он сначала жил у нас, сир, в Кабинете Куртиуса. Мы прозвали его нашим сторожевым псом. Мы росли вместе.
– Ваш рассказ – это вообще нечто новенькое. И не думайте, что я в него поверю.
– Мы долго его разыскивали. Но он ушел и не вернулся.
– Очередная небылица, придуманная в годы Революции, чтобы пугать детей и взрослых, – насмешливо отрезал Наполеон. – Вне всякого сомнения, так вы старались придать таинственности вашему предприятию. А какие у вас есть доказательства его существования? Вы хотя бы сделали его восковую фигуру?
– Нет, не сделали. Хотя он просил.
– Вот так-то. Вы закончили, гражданка?
– Поскольку у людей не ослабевает интерес к головам знаменитых людей, моей работе нет конца.
– Но сейчас вы получили то, что хотели. Всего вам хорошего!
– Благодарю вас, Первый консул, больше я вас не потревожу. Прощай, Роз, прощай, Фортуна!
Через год Фортуну растерзал английский бульдог повара Наполеона.
Итак, мы покинули покои Первого консула. В коридоре толпились другие люди в ожидании аудиенции. Похоже, то утро консул Бонапарт посвятил встречам с художниками. Там я встретила Давида, и старика Гудона в каких-то обносках, и молодого красавца, которого раньше никогда не видала. Интересно, подумала я тогда, кто из них будет принят первым. Позже Гудон создал бюст Наполеона в натуральную величину, но в этом творении не было ничего примечательного. Позже Давид написал «Коронование императора Наполеона I» на полотне размером 6,21 м на 9,79 м: они были прямо-таки рождены друг для друга – Давид и Наполеон. А молодой красавец, встретившийся мне в коридоре, изваял его великолепную мраморную статую в образе бога войны Марса, высотой более четырех метров. Имя мастера было Антонио Канова.
Именно эти двое, Давид и Канова, превратили в колосса мужчину ростом в пять футов семь дюймов[24]. И к тому моменту уже все художники Парижа наперебой изображали одну-единственную голову, так что весь город стал огромной фабрикой обожания. И кто же придет в дом восковых фигур, заполненный Наполеонами, когда эту самую голову можно было лицезреть в столице империи повсеместно, с любого ракурса, на каждой улице, в каждом помещении частного дома или общественного заведения? В пору апогея его славы говорили, что во Франции живут семь миллионов человек, и еще пять миллионов – скульптуры Наполеона. И какая выставка восковых людей могла бы процветать в таких условиях?
Глава семьдесят первая
Чтобы уже не вернуться
Имея в руках слепок головы Наполеона, я могла наконец раскрыть свой план. Не новый Обезьянник, нет. Нечто куда более крупное. В другой стране. В другом городе. Для переезда я выбрала Лондон. Париж был ненадежным. А Лондон – многообещающим. В Париже люди едва сводили концы с концами. В Лондоне они жировали. За Лондоном было будущее, а Париж был славен лишь прошлым. В Лондоне, как я выяснила, бывшие владельцы увеселительных заведений на бульваре дю Тампль устраивали показы изображений казней на гильотине с помощью волшебного фонаря, зарабатывая на этом приличные деньги.
У меня же было кое-что получше картинок. У меня были головы. Осязаемые, почти как живые. А теперь еще и Наполеон.
Я написала массу писем. Я отправила деньги. Я сняла помещение в театре «Лицеум». Я снова буду жить. Малыш Франсуа и малыш Жозеф вырастут и будут всюду совать свои носищи. Они непременно унюхают что-то хорошее в жизни. Они не пропадут.
– Лондон, – объявила я. – Лон-дон. Скажи: Лон-дон, малыш Эф.
– Лон-дон, – повторил он.
Я пообещала гражданину Тюссо, что вернусь, хотя сама не верила этим словам. Почему же он должен был им поверить? Это был человек, знавший только отрицательные числа, человек-вычитание, дырявый карман. Я решила оставить ему Обезьянник, чтобы у него был шанс чего-то добиться. Теперь он мог рассчитывать только на себя. Я распрощалась с этим домом. Прощайте все: вдова, доктор Куртиус и Эдмон. И Жак Бовизаж, который не вернулся назад, но чья история так и не завершилась, и легенды о ком никогда не будут позабыты. Даже и сейчас, как меня уверяли, на бульваре дю Тампль все еще ходят о нем байки. Родители стращают детей: засыпайте скорее, а не то за вами придет Жак Бовизаж. С этими легендами я тоже распрощалась.
– Я забираю детей в Англию, – сообщила я мужу. – Хочу там заработать для нас денег.
Гражданин Франсуа Тюссо, не совсем лишенный человеческих чувств, очень любил своих детей и боролся за них. Его сердце разрывалось от боли, и он тратил карманные деньги на адвокатов. Судьей, разбиравшим наше дело – вот каковы прихоти фортуны, – был Андре Валентен. Все с теми же глазами, один из которых глядел на восток, а другой на запад, преуспевший в жизни, упрямо карабкающийся вверх по карьерной лестнице.
– А, швейцарка. Все еще тут?
– Скоро уезжаю.
– И куда?
– В Лондон. Там иностранцам всегда рады.
Глядя одновременно на меня и на Тюссо, он постановил, что один ребенок вправе ехать с матерью, но другой должен остаться с отцом. Я ничего не могла поделать. Но у меня в груди билось сердце, задыхающееся, захлебывающееся от горя. Я была принуждена оставить Жозефа со своим мужем, принуждена к этому человеком, убившим моего Эдмона. Но как я могла воспротивиться решению судьи? Андре Валентен остался таким же, каким был и всегда, – вором.
– Ты присутствовал там? – спросила я. – Когда Эдмон выпал из окна? Думаю, что присутствовал. Ты был там?
– Не понимаю, о чем ты толкуешь.
– Что там случилось, прошу, расскажи.
– Мне что, конфисковать твои документы?
– Это ты? Или сам Эдмон?
– Так, гражданка, у меня есть дела помимо твоего. Подведем итог: один ребенок остается здесь. Другой ребенок едет туда.
Судно называлось «Кингфишер». Позднее оно затонуло, наскочив на рифы близ острова Сицилия, но до этого оно увезло нас в Англию, так что в темной пучине Английского канала нет восковых персонажей с косматыми бородами. На палубе я крепко держала малыша Эф, мое сокровище, мое будущее. В трюме находились люди из моего прошлого, спутники моей жизни, свидетели моей истории, восковые воплощения моей любви и ненависти, ерзающие в своих ящиках. Кукла, сделанная Эдмоном по моему подобию из дерева, волос и стеклышек. Витринный манекен, сшитый по его подобию. Я их не бросила в Париже.
Я привезла на Британские острова историю Франции, бережно уложив ее по ящикам и обернув ватой и тряпьем. Во время плавания у Вольтера отбился нос, Франклин потерял ухо, а Жан-Полю Марату вдавило грудь. Но все это можно было исправить. У меня же остались формы.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
