Когда он уехал, я пошла к леди Констанс.
— Доктор сказал мне, что, по его мнению, излечение, хотя и не полное, возможно, — сообщила она.
— Да, он нам тоже это сказал.
— Интересно, как это повлияет на Лайзу?
— Я думаю, это только укрепит ее решимость не уступать. Она мне вчера сказала, что никогда этого не сделает.
— Мы должны убедить ее.
— Не думаю, что кто-нибудь в состоянии это сделать.
— Нельзя позволить одному человеку разбить жизни стольких людей.
— Она цепляется за Родерика, за этот дом. Она не может представить без них свою жизнь.
— Здесь много поставлено на карту.
— Для нее — так же, как и для нас.
— Дорогая моя Ноэль, подумай, что может означать ее отказ.
— Ни о чем другом я и не думаю.
— Она должна понять.
— Она перенесла много страданий, — сказала я, и почувствовала, что с этого момента моя ненависть к ней за то, что она сделала маме, начала проходить. Она как бы растворялась в жалости к этому несчастному, нелюбимому, растерянному созданию.
В тот же день позднее Родерик пошел к Лайзе. Когда он вышел от нее, по его лицу было ясно, что он очень расстроен. И я догадывалась, почему. Она дала ему ответ.
Я была в гостиной с леди Констанс и Чарли, когда он вошел.
— Она утверждает, что скоро выздоровеет, — сказал он. — Доктор сообщил ей, что у нее есть все основания на это надеяться.
— Это правда, — произнесла леди Констанс. — Он сказал нам, что в ближайшее время можно ждать улучшения. Может быть, это будет не полное выздоровление, но значительное улучшение ее состояния.
— Это хорошая новость для Лайзы. Остается только надеяться, что так и будет. Это бы очень помогло ей. Вполне естественно, она обрадована таким прогнозом. Однако она не намерена отпускать меня. И я ее достаточно хорошо знаю, чтобы понять, насколько это серьезно. Не знаю, повлияла ли эта новость на ее решение.
— Она объявила мне об этом решении еще до прихода доктора, — сказала я.
— Ее нужно убедить изменить его, — настаивала леди Констанс.
— Не уверен, что это возможно, — сказал Родерик.
— Я думаю, мне следует вернуться в Лондон, — проговорила я.
— О, нет! — воскликнул Родерик.
— Я должна. Я не могу здесь оставаться. И мне не следовало приезжать.
Хотя приехала я потому, что она просила меня об этом. У нее была потребность признаться в содеянном. Бедная Лайза! Она была так же несчастна, как и все мы. И теперь она твердо решила не выпускать из рук то, что у нее есть. Она не собиралась уступать и открыто демонстрировала это. В глубине души я знала, что никакие слова убеждения не подействуют на нее.
— Ну что за несчастье! — вздохнул Чарли. — Неужели нет никакого выхода?
— Мы должны попытаться посмотреть на это ее глазами, — сказала я к собственному удивлению, поскольку еще недавно меня захлестывала волна ненависти. Я так хорошо понимала ее всепоглощающее стремление во что бы то ни стало добиться успеха на сцене. В каком-то смысле мама тоже стремилась к успеху. Лайза рассчитывала, что сможет извлечь для себя выгоду из чужого несчастья и быть счастливой. И потом… случилось это. Я полагала, она никогда не бросит то, что ей удалось схватить.
— Я должна уехать, — повторила я. — Так будет лучше для всех.
— Куда ты поедешь, Ноэль? — спросил Чарли.
— Обратно в Лондон… на время. Я подумаю, чем мне заняться. У меня есть Мари-Кристин. Мы постараемся вместе что-нибудь придумать.
— Я не могу с этим смириться, — сказал Родерик.
— И я, — добавила леди Констанс.
В этот вечер Мари-Кристин пришла ко мне в комнату.
— Почему все ходят такие хмурые? — спросила она.
— Мы возвращаемся в Лондон.
— Когда?
— В понедельник. Завтра мы не можем ехать, потому что по воскресеньям поезда не ходят, иначе бы…
— Возвращаемся в Лондон! И в такой спешке! Нет, я не могу. Джек собирался показать мне, как очищать керамику.
— Мари-Кристин, мы должны ехать.
— Но почему?
— Неважно, почему. Должны, и все.
— А когда мы сюда вернемся?
— Я думаю, никогда.
— То есть, как это?
— Ты ведь знаешь, что здесь происходит.
— Ты имеешь в виду себя, Родерика и Лайзу?
— Лайза решила остаться здесь.
— Остаться здесь в качестве жены Родерика?
— Ты слишком молода, чтобы понять это.
— Ты же знаешь, ничто меня так не раздражает, как такие слова. Особенно, когда я все прекрасно понимаю.
— Но это правда, Мари-Кристин. Лайза — жена Родерика, брак ко многому обязывает.
— Не всегда. Некоторые разводятся.
— Пусть так. Но в данном случае Лайза собирается остаться здесь, и Родерик с ней. А это означает, что мы должны уехать. Для нас здесь нет места!
— Нет, так не может быть! Ты выйдешь замуж за Родерика. И мы будем жить здесь. Мы обе этого хотим.
— Люди не всегда получаютто, что хотят, Мари-Кристин.
— Нет, я не смогу отсюда уехать. Мне здесь так нравится. Я полюбила Джека и Фиону. Это так интересно. Я полюбила эти римские находки. Я хочу больше узнать о них. Все было великолепно. Я не хочу уезжать, Ноэль.
— Мне очень жаль, Мари-Кристин. Но ничего не получится. Вполне возможно, что Лайза вылечится. Они с Родериком муж и жена.
Лицо Мари-Кристин исказилось страданием.
— Это не должно случиться! — горячо возразила она. — Должен быть какой-то способ это исправить.
— В жизни не всегда удается сделать так, как нам хочется. Ты научишься понимать это, когда подрастешь.
— Нет, я так не считаю. Мы должны что-то сделать.
Бедная Мари-Кристин! Ей предстояло многому научиться.
Это произошло сразу после закончившегося в унылом молчании ленча. Поскольку на следующий день я намеревалась уехать, мы с Мари-Кристин собрались навестить Фиону и Джека, чтобы сообщить им о нашем скором отъезде.
Я была в своей комнате, одевала костюм для верховой езды, когда вошла леди Констанс.
Она выглядела растерянной и потрясенной.
— Случилось ужасное, — сказала она. — Лайза умерла.
Приговор
Последующие дни были похожи на странный сон. Все время кто-то приходил, кто-то уходил, и всюду слышались шепчущиеся голоса. У доктора Даути не было сомнений относительно причины смерти — это случилось в результате передозировки таблеток, которые он ей выписал. Он часто предупреждал Лайзу о воздействии этих таблеток. Ей было необходимо сильное болеутоляющее, потому что приступы боли иногда бывали невыносимыми, но он всегда подчеркивал, что нельзя принимать больше двух таблеток сразу. В крайнем случае она могла принять до шести таблеток в сутки, но и тогда их нужно было пить через определенные интервалы в течение двадцати четырех часов.
