— Я не могу лежать здесь, когда происходит такое, — закричала Катрин. — Приготовьте мой паланкин. Я отправлюсь к кардиналу Бурбону. Я должна поговорить с ним.
Пока готовили паланкин, королеве-матери сообщили о том, что кардинал Гиз убит.
Неужели король не понимает, спросила себя Катрин, что он подносит нож к своему горлу? Неужели ему не ясно, что уничтожая опору государства, он, как Самсон, губит себя?
Ее отнесли в паланкине в тюрьму к кардиналу Бурбону.
— Месье, — сказала она, — вы — мой друг, мой мудрый старый друг.
Но пожилой человек поднял голову и засмеялся; его лицо выражало ненависть и презрение.
— Мадам, — сказал он, — это плоды ваших действий. Это ваши проделки. С момента вашего приезда во Францию вы не знали покоя. А теперь вы… убиваете нас всех.
— Я не причастна к убийству Гиза… и его брата, — закричала Катрин. — Это преступление разбило мое сердце. Пусть Господь проклянет меня, если я стремилась к этому.
— Мадам, — произнес кардинал, — теперь я могу оказать то, что не решался сказать раньше: я не верю вам.
— Вы должны мне верить. Зачем мне было совершать такую глупость? Думаете, мне не ясно, что это означает?
Он отвернулся от Катрин. Он был слишком стар, чтобы беспокоиться о своей судьбе. Он выдохся, как и сама Катрин.
Она ощутила слезы на своих щеках. Ее тошнило, она испытывала головокружение. Дорога, похоже, отняла у нее оставшиеся силы.
— Я ничего не могу сделать, — сказала она. — Теперь мне это стало ясно. Никто не верит в то, что я не прикладывала руку к этим убийствам.
— Мадам, — сказал кардинал, — почему люди должны верить вам, если ваши руки обагрены кровью многих жертв?
— Он был великим человеком… Франция нуждалась в нем.
Спертый воздух темницы плохо действовал на Катрин; она чувствовала, что упадет в обморок, если задержится здесь.
— Я не в силах все это вынести, — пробормотала она. — Я слишком стара для таких потрясений. Мое горе убьет меня. Я знаю это.
Ее доставили назад в спальню; по дворцу распространился слух о том, что королева-мать совсем плоха.
Марго, находясь в изгнании, услышала о смерти герцога. Она принялась оплакивать возлюбленного ее молодости.
Она подумала о том, что мужчин, которых она любила особенно сильно, постигла насильственная смерть. Гиз, Ла Моль, Бюсси… все они мертвы. Последний был убит мужем одной из его любовниц, когда, застигнутый им в спальне жены, выскочил в окно, но зацепился камзолом за гвоздь; разъяренный супруг избил Бюсси до смерти.
Она заново оплакала каждого из них по очереди; но особенно сильно она скорбела по Гизу; она вздрогнула, представив себе будущее своей семьи; Марго, как и ее мать, знала, что брат заплатит за совершенное им преступление.
Король Наварры опечалился, услышав новость; он знал, что это событие отразится на нем сильнее, чем на ком-либо во Франции. За недели, последовавшие за убийством Гиза, Наваррец, ожидая вестей, похоже, повзрослел, обрел новое достоинство. Казалось, будто другой Наваррец, изредка напоминавший о своем существовании, подчинил себе безответственного авантюриста. Придет время, когда ему придется исполнить свой долг, проявить себя в качестве величайшего короля, какого знала Франция.
Иногда Катрин было так плохо, что она не воспринимала обращенных к ней слов. Королеве-матери сообщали новости, потому что, находясь в сознании, она требовала этого. Однако она не всегда четко сознавала, где она находится. Ей казалось, что она — маленькая девочка, живущая в обители Мюрате, вышивающая покрывало для алтаря и слушающая рассказ монахинь о плаще Святой Девы; она видела себя едущей верхом по улицам Флоренции; вокруг нее неистовствовала толпа, требуя крови Медичи; затем она превратилась в невесту, рядом с которой находился мрачный жених. Она стала королевой, муж которой не любил ее и почитал только свою любовницу; она была ревнивой женой, глядящей сквозь отверстия в полу ее покоев; она готовила адское зелье для человека, которого хотела устранить; она не подпускала Паре к своему сыну Франциску; она насмехалась над шотландской королевой Марией; она инструктировала воспитателей безумного Карла, как сделать из него извращенца; она ждала звона колоколов, которые должны были известить Париж о начале Варфоломеевской ночи. Призраки прежней Катрин, казалось, стояли у ее кровати.
Смерть приблизилась к ней вплотную; Катрин знала к принимала это.
Но, когда ненадолго возвращались силы, она испытывала желание знать, что происходит вокруг; смерть отступала; Катрин вспоминала о трагической ситуации, которую она не смогла предотвратить. Она узнавала, что Париж сходит с ума от гнева и требует крови короля; она понимала, что человек, убивший кумира всего Парижа, не сможет избежать наказания, которого требовал город.
Вдова герцога была беременна, что пробуждало в людях сочувствие к ней. Ее называли Святой Вдовой. Она ходила по улицам в траурных одеждах; горожане толпились вокруг нее, целовали платье герцогини, взывали к отмщению. Сестра Гиза, мадам де Монпансье, «фурия Лиги», шагала по городу во главе процессии с высоко поднятым факелом; она оплакивала смерть идола, требуя казни коронованного убийцы.
Париж волновался; Катрин, хорошо знавшая сына, догадывалась, что он испуганно, настороженно ждет того часа, когда холодная сталь вонзится ему в сердце. Понимает ли он сейчас, что ему следовало посоветоваться с матерью перед принятием решения об убийстве такого человека, как Гиз? Осознал ли он наконец, что она, убийца из убийц, добивалась успеха лишь потому, что ее злодеяния сопровождались огромной тяжелой работой?
Генрих, король Франции, стал похож на старика. Его руки постоянно дрожали, редеющие волосы быстро становились седыми. Он беспокойно ходил из комнаты в комнату, потому что нигде не мог обрести счастье; он боялся убийц, которые могли ждать его, скрываясь за шторами.
В эти недели молодой доминиканец Джеймс Клемент ежедневно точил свой кинжал; он считал, что ангел приказал ему уничтожить французского тирана, коронованного убийцу великого Гиза.
Катрин де Медичи умирала.
Люди говорили об этом на улицах. Они вспоминали тот день, когда она прибыла во Францию в сопровождении короля Франциска. Как плохо он был осведомлен о том, кого привозит по Францию!
— Говорят, ее тело отправят в Париж… чтобы положить его в роскошную усыпальницу, которую она построила заранее.
— Пусть только ее привезут сюда. Мы знаем, как поступить с костями Иезавель. Даже собаки побрезгуют ими. Останется только бросить их в Сену. Именно так мы поступим с Иезавель.
Тем временем Катрин наблюдала за угасающим светом в ее комнате. Она видела, что сын не переживет ее надолго, так ясно, словно это уже случилось. Она трудилась, чтобы удержать сыновей на троне и посредством их править страной; она добилась успеха в этом деле. Она правила, пока у нее были силы, необходимые для сохранения власти.
