Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
Дело Демьянюка нарушило сложившуюся традицию. Мюнхенский суд признал обвиняемого причастным к кровопролитию, не требуя от прокуроров доказательств его участия в конкретных убийствах. Иными словами, победила точка зрения, согласно которой все, кто служил в лагерях смерти, виновны. Курт Шримм, глава Центра по расследованию преступлений национал-социализма, вскоре дал понять, что намерен добиваться возведения этого принципа в статус стандарта. В сентябре 2013 года он заявил о намерении разослать государственным обвинителям информацию по тридцати охранникам Освенцима. «По нашему мнению, – сказал Шримм, – сам факт службы [в концентрационном лагере], вне зависимости от индивидуальной вины, делает этих людей соучастниками убийства».[771] Младшему из тех, кто попал в список, на тот момент исполнилось восемьдесят шесть лет, старшему – девяносто семь. Нетрудно было предположить, что многие из них не предстанут перед судом по причине болезни или смерти. В начале 2015 года тринадцать дел все еще расследовалось, а из закрытых только по одному был вынесен обвинительный приговор.[772]
В апреле 2015 года в германском городе Люнебурге состоялся суд над девяностотрехлетним Оскаром Гренингом – бывшим бухгалтером Освенцима, обвиняемым в причастности к убийству 300 000 узников. Он признался в том, что служил охранником и вел учет денег, которые изымались у заключенных перед отправкой в газовые камеры. Вторя многим другим сотрудникам концлагерей, привлекавшимся к ответственности ранее, Гренинг назвал себя маленьким винтиком в огромной машине убийства. «Я прошу меня простить, – сказал он. – В моральном отношении я причастен к произошедшему, но виновен ли я с точки зрения уголовного права, решать вам».[773] То есть, в отличие от многих других фигурантов по аналогичным делам, освенцимский бухгалтер выразил раскаяние, но при этом, так же как и они, считал себя невиновным.
В июле 2015 года суд вынес по делу Гренинга еще более суровый приговор, нежели тот, которого требовало обвинение: четыре года лишения свободы вместо трех с половиной. Судья Франц Компиш пришел к выводу, что, записываясь в ряды СС и поступая в Освенцим на «безопасную конторскую работу», обвиняемый действовал добровольно и потому является соучастником массового убийства. «Ваша эпоха, вероятно, оказала на вас влияние, – заявил Компиш Гренингу, – и все же вы были свободным человеком».[774]
По мнению Курта Шримма, смысл поздних антинацистских процессов заключается не только в том, чтобы наказать бывших лагерных охранников, сколько в том, чтобы продемонстрировать: германское правосудие по-прежнему стремится хотя бы отчасти восстановить справедливость. «На мой взгляд, учитывая то, какое чудовищное преступление совершил нацизм, мы не имеем права говорить: “Прошло слишком много времени. Давайте все забудем”. Это было бы неуважением по отношению к погибшим и выжившим»,[775] – сказал Шримм.
Огласив судьбоносное для других бывших нацистов решение по делу Демьянюка, германский суд фактически принял точку зрения, которую отрицал несколько десятилетий назад, когда начался спор о том, что является достаточным основанием для обвинения тех, кто служил рейху. Уильям Денсон, главный обвинитель от армии США на процессе против персонала Дахау, который начался в конце 1945 года, придерживался теории «общего умысла». Он не считал необходимым доказывать индивидуальную вину каждого сотрудника концлагеря: по его мнению, достаточно было того, что «все обвиняемые служили винтиками в механизме уничтожения людей».[776] Подобной точки зрения придерживался и Фриц Бауэр, германский прокурор, стремившийся призвать соотечественников к ответу за содеянное в годы господства национал-социализма. Во время Освенцимского процесса во Франкфурте-на-Майне он утверждал: «Любой, кто так или иначе обслуживал машину убийства, является преступником – разумеется, при условии, что он знал о назначении этой машины».[777]
Если бы суды Германии стали руководствоваться указанным принципом начиная с пятидесятых или шестидесятых годов, на скамье подсудимых, а затем и в тюрьмах оказались бы тысячи людей. Как отметил Петр Сивински, директор Государственного музея концлагеря Освенцим, «такое часто бывает: время расплаты за преступление приходит тогда, когда расплачиваться уже почти некому».[778] Ту позицию, которой власти Германии придерживались ранее, Сивински назвал несправедливой: «Если мафиозная группа расстреливает людей, неважно, кто из ее членов спускал курок, а кто стоял за углом и смотрел, не идет ли полицейский. Виноваты все. Ужасно, что до недавнего времени германское правосудие этого не понимало».
Немецкий журнал «Шпигель» расставил акценты несколько иначе. В статье, опубликованной 25 августа 2014 года под заголовком «Освенцимские процессы: Почему последние лагерные надсмотрщики не будут наказаны», Клаус Вигрефе подчеркивает: прежняя позиция германских судов объяснялась не только жесткими юридическими ограничениями. «Большинство преступников Освенцима не понесли наказания не потому, что некоторые политики и судьи этому препятствовали, а потому, что слишком мало оказывалось тех, кто был в этом заинтересован. В послевоенные годы многие немцы равнодушно относились к освенцимским убийствам»,[779] – говорится в статье.
Как бы то ни было, Сивински и многие другие представители международной общественности одобрили решение по делу Демьянюка, а также намерение Шримма в дальнейшем действовать на основании этого прецедента. «Мы обязаны принимать во внимание не только юридические, но и моральные соображения, – сказал Сивински. – Некоторые люди считают, что судить тех, кому перевалило за девяносто, безнравственно. Но не судить их было бы еще большей нравственной ошибкой. Это означало бы торжество несправедливости».
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
