— Клади оружие! Отходи в сторону! Кто жить хочет — клади оружие!
И шайка после короткого замешательства положила оружие, а дальше в точности выполнила команду, отойдя в сторону, сбилась кучкой, и те, кто уцелел, продолжали недоуменно крутить головами, так и не понимая — откуда звучит злой, уверенный голос? Жигин догадался. Поднял взгляд и увидел на одной из берез, к толстым сучьям которой была привязана палка, человека, ловко и прочно устроившегося возле ствола. В руках у него чернел карабин.
Вот и пригодились палки Якова, сослужили добрую службу.
Поднялся Жигин, взвел курок и пошел осторожно, держа ружье наизготовку. Не выпускал из глаз людей из шайки, сбившихся в кучку, и одновременно еще пытался увидеть — где первый взвод, где второй?
Но не было здесь взводов — ни первого, ни второго. Как не было и ни одного солдата.
Гриша-Миша, верные агенты полицмейстера Полозова, шли, не отставая, по следу шайки и подоспели как раз вовремя. Теперь один из них, появившись неизвестно откуда, деловито связывал варнаков одной веревкой, будто пойманную рыбу нанизывал на сниску, а второй, спрыгнув с березы, стоял неподалеку и не опускал карабин, готовый выстрелить в любого, кто вздумает убежать или кинется к оружию.
Жигин подошел ближе, остановился. И только сейчас почувствовал, что ноги у него в коленях мелко-мелко дрожат, готовые вот-вот подломиться. Тогда он сел, не выпуская ружья из рук, и разом навалилась усталость — безмерная. Перевалиться бы сейчас набок, прилечь прямо на снег и закрыть глаза. А еще лучше — оказаться бы сейчас дома. «Теперь, Василиса, я уж точно до тебя дотащусь, теперь, пожалуй, особой опаски не будет… Подожди, немножко осталось…»
— Урядник, ты чего там? Спать укладываешься? — весело окликнул его Гриша-Миша. — Спать рано, нам еще назад возвращаться!
— Поспишь тут, с такой службой, — сердито отозвался Жигин и поднялся, одолевая усталость. — Вы как здесь оказались?
— А мы на ковре-самолете, — скалился Гриша-Миша, — услышали, что урядник без нас бедует, вот и полетели. Вовремя поспели, как яички ко Христову дню!
— Ну, и чего мы теперь делать будем?
— Делов у нас теперь немного — плюнуть да растереть! — Гришу — Мишу не покидало веселое настроение.
Подошел и Комлев. Лицо у него было замотано тряпкой.
— Ты куда нарядился? — спросил его Жигин.
— Да так, на всякий случай, — негромко ответил ему Комлев. — Вдруг опять на каторгу угадаю, а мир-то тесный, вдруг признают, где я был и с кем дружбу водил… Не похвалят за такое поведение, могут и голову прошибить…
— Ну-ну, — кивнул Жигин, — тогда носи.
Огляделся, увидел топор среди разбросанных лопат, поднял его и старательно очистил топорище от снега. Затем подошел к одиноко стоящей осине, под которой лежал, вытянув вперед руки, Яков Рымарев. Рот у него был широко раскрыт, словно он и мертвый продолжал хохотать. Легкий ветерок шевелил свалявшиеся волосы. Жигин поглядел на него, вздохнул и, коротко размахнувшись, ударил топором в комель осины. Дерево вздрогнуло, одинокий, не сорванный даже в бурю, закружился листок, отлетая в сторону, топор продолжал стучать и скоро осина, хрустнув, упала на пухлый снег. Жигин обрубил сучья, раскряжевал ствол, нашел веревку, и скоро уже лежал на снегу крест с одной перекладиной.
— Ты куда его ставить собрался? — спросил Комлев.
— Куда, куда… Над покойными поставлю, люди все-таки, не собаки бродячие.
— Землю долбить?
— Подолбим, не развалимся.
Но тут в разговор вмешался Гриша-Миша:
— Есть у нас кому землю долбить. Пусть и яму эту раскапывают. А что крест сделал — молодец, урядник. И убитым по-божески, и тебе в награду за труды! Вон какой крест большущий, в полный рост вырубил. Сам отличился, сам и наградил себя! Ни у кого такой награды нет, а у тебя будет — крест осиновый!
Веселился полозовский агент, очень уж довольный, что остался в живых и что столь трудное дело завершилось благополучно. Жигин на него не сердился, потому что знал — после схватки нападает на тех, кто уцелел, неудержимая веселость, когда говорит человек не умолкая и смеется без всякой видимой причины. Бог с ним, пусть смеется. А вот ему, Жигину, не до смеха. Окончательно подломила его усталость, и никаких сил не осталось, чтобы бороться с ней. Он лег на снег, подтянул к животу колени и уснул.
Пробудился от голоса Комлева:
— Вставай, урядник! Или тут остаешься?
Вскинулся, повел взглядом вокруг себя, окончательно просыпаясь, и увидел, что осиновый крест вкопан в землю, под ним — бугорок черной, комковатой земли. Там, где был тайник, теперь красовалась глубоко раскопанная яма.
— Ящик достали? — спросил он у Гриши-Миши.
— Достали, в целости и сохранности. И Столбова-Расторгуева с Савочкиным достали, всех вместе, в один ряд под твой крест положили. И правых, и виноватых. Если следствие заведут, пусть сами сюда добираются, сами пусть и раскапывают. А нам некогда. Трогаться надо, урядник.
— Ну и трогайся, чего ждешь…
— Тебя никак не могли добудиться, вот и замешкались.
Жигин встал на ноги, поднял ружье, пошел следом за всеми, но на краю поляны оглянулся, посмотрел еще раз, словно желая запомнить, на осиновый крест, ярко впечатанный в небесную синеву, и больше назад не оборачивался.
14
На прииске царило необычное многолюдье.
Возле конторы, у коновязи, густо стояли заседланные лошади, в ряд выстроились сани, возле них толпились стражники, сотские, переговаривались между собой и поглядывали на крыльцо, ожидая, когда выйдет начальство и отдаст приказание — куда ехать и что дальше делать.
Но время шло, а начальство все не появлялось.
Из своих занесенных изб стали выбираться приисковые жители, напуганные последними событиями, подходили к коновязи, завязывали разговоры со служивыми, спрашивали — что за диковинные дела творятся? Но служивые ничего толкового ответить не могли, потому что и сами не знали. Лишь пожимали плечами и кивали в сторону конторы, давая понять — там сидят, кому надо, они и думают.
В конторе, в кабинете горного инженера Савочкина, сидели становой пристав Вигилянский и Хрипунов. Точнее, сидел Вигилянский, а Хрипунов стоял перед ним и докладывал:
— Нарочный так сказал — Столбов-Расторгуев и Савочкин на тот свет угодили, пятерых варнаков прибили, остальных, кто уцелел, арестовали, золото, которое в тайнике было, забрали, теперь возвращаются, скоро здесь будут. Я с этим нарочным две подводы навстречу отправил, на всякий случай…
— А господин полицмейстер, как он?
— Поправляется, с утра покормил его, повеселел. А теперь спит, будить его не надо, сон это первое дело.
— Там в подвале кричит кто-то, просит, чтобы выпустили. Кто такой?
