– Совершенно верно, миледи.
– Вы, наверное, не знаете, что, скорее всего, решил бы его светлость?
– Нет, миледи, с сожалением должен сказать, что не знаю.
В течение двадцати лет без малого все планы, о которых знал Бантер, включали в себя квартиру на Пикадилли, и он в кои-то веки растерялся.
– Вот что, – сказала Гарриет. – Пойдите к викарию и от моего имени спросите миссис Гудакр, нельзя ли нам на несколько дней оставить багаж у нее, пока мы не решим, как быть. Тогда она сможет отослать его за наш счет. Придумайте какое-нибудь объяснение, почему я не пришла сама. Или найдите лист бумаги, я напишу записку. Мне лучше быть здесь, вдруг я понадоблюсь его светлости.
– Прекрасно вас понимаю, миледи. С позволения сказать, думаю, что это великолепное решение.
Уезжать, не сказав Гудакрам au revoir[313], было, наверное, очень нехорошо. Но помимо того, что могло понадобиться или не понадобиться Питеру, Гарриет пугала мысль о расспросах миссис Гудакр и стенаниях мистера Гудакра. Бантер, вернувшись с сердечной запиской и согласием супруги викария, доложил, что мисс Твиттертон сейчас тоже у священника. Гарриет возблагодарила небеса за то, что отделалась от визита.
Миссис Раддл, казалось, исчезла (на самом деле она и Берт с шиком пили чай в обществе миссис Ходжес и еще парочки соседей, охочих до новостей с пылу с жару). Только мистер Паффет задержался, чтобы с ними попрощаться. Он не навязывался, но, когда машина выехала в переулок, внезапно выскочил из-за соседских ворот, за которыми, похоже, мирно покуривал.
– Хотел только удачи вам пожелать, м’лорд и м’леди, и надеюсь, мы вас здесь скоро опять увидим. Правда, вам тут не так уютно было, как вы надеялись, но ежели вы из-за этого невзлюбите наш Пэгглхэм, то не мне одному будет жалко. А ежели пожелаете трубы как следует починить или другую какую работу – дымоходы чистить, приколотить чего, – только скажите, а я уж с радостью сделаю.
Гарриет от всей души его поблагодарила.
– Есть одно дело, – сказал Питер. – В Лопсли на старом кладбище стоят солнечные часы, сделанные из нашей трубы. Я напишу сквайру и предложу ему новые часы взамен. Могу я сказать ему, что вы заедете за старыми и проследите, чтобы трубу вернули на место?
– Будет сделано, пожалуйста, – ответил мистер Паффет.
– И если вы узнаете, куда попали остальные трубы, дайте мне знать.
Мистер Паффет с готовностью обещал сообщить. Они пожали ему руку и уехали, а он стоял в переулке, жизнерадостно размахивая котелком, пока машина не повернула за угол.
Около четырех миль они проехали в молчании. Затем Питер сказал:
– Я знаю одного архитектора, который неплохо справится с расширением ванной. Зовут его Типпс. Он простой парень, но хорошо чувствует исторические здания. Он перестраивал церковь в денверском поместье, а подружились мы с ним лет тринадцать назад, когда ему не повезло найти у себя в ванной труп[314]. Черкну ему пару строк.
– Кажется, он то, что надо… Значит, ты не невзлюбил Толбойз, как выражается Паффет? Я боялась, что ты захочешь от него избавиться.
– Пока я жив, – ответил он, – туда не ступит нога никакого хозяина, кроме нас с тобой.
На этом она успокоилась и больше ничего не стала говорить. В Лондон они приехали к ужину.
Сэр Импи Биггс вырвался со своих прений около полуночи. Он радостно и дружески поздоровался с Гарриет, а уж Питера приветствовал как старого друга, почти родственника, поздравив затем обоих, как полагается, с законным браком.
Хотя больше эту тему не обсуждали, как-то само собой стало понятно, что о ночевке Гарриет у подруги или отъезде в поместье в одиночку речи не идет. После ужина Питер просто сказал: “Ехать пока смысла нет”. Они завернули в кинотеатр и посмотрели “Микки-Мауса” и учебный фильм о тяжелой металлургии.
– Так-так, – сказал сэр Импи. – Стало быть, вы хотите, чтобы я взялся кого-то защищать. Видимо, речь о той истории в Хартфордшире.
– Да. И предупреждаю заранее – шансов у защиты мало.
– Не важно. Нам и раньше доводилось вести совершенно безнадежные дела. Если вы за нас, то мы, уверен, сможем дать славный бой.
– Я не за вас, Бигги. Я свидетель обвинения. Королевский адвокат[315]свистнул.
– Только этого не хватало. Тогда зачем вы нанимаете адвоката обвиняемому? Откупаетесь от совести?
– Более или менее. Дело это вообще довольно гнилое, и нам бы хотелось сделать для парня все возможное и так далее. Мы явились туда прямо из-под венца, как с картинки, а потом началась эта свистопляска, и местные бобби ничего не могли понять. И мы вмешались, не снимая шелковых перчаток, и уличили бедолагу, у которого ни гроша за душой и который не сделал нам ничего плохого, только сад окучивал – в общем, мы хотим, чтобы вы его защищали.
– Вы бы лучше начали сначала.
Питер начал сначала и дошел до конца, прерываемый только въедливыми вопросами старого адвоката. Времени на это ушло много.
– Ну, Питер, и прелестную же свинью вы мне подкладываете. Включая признание вины подсудимым.
– Он сказал это не под присягой. Потрясение – нервы – я его запугал нечестным трюком с кактусом.
– А если он повторил это в полиции?
– Вынудили, засыпав вопросами. Не станете же вы волноваться из-за такой мелочи.
– Но есть цепь, крюк и свинец в горшке.
– Кто сказал, что их туда поместил Крачли? Может, старина Ноукс так развлекался.
– Но он полил кактус и протер горшок.
– Пустяки! По поводу метаболизма кактусов мы имеем только частное мнение викария.
– А от мотива вы тоже можете избавиться?
– На одном мотиве нельзя построить обвинение.
– Можно – по мнению девяти присяжных из десяти.
– Ну хорошо. Мотив был еще у нескольких человек.
– Например, у этой вашей Твиттертон. Мне намекнуть, что она могла это сделать?
– Если вы полагаете, что ей хватило бы мозгов сообразить, что маятник обязательно пройдет строго под точкой подвеса.
– Гм. Кстати. Предположим, что вы не приехали. Что тогда сделал бы убийца? Как вы думаете, что произошло бы?
– Если убийца – Крачли?
– Мм, да. Он, должно быть, ожидал, что первый человек, который войдет в дом, найдет тело на полу гостиной.
