– Мстил.
– Кому?
– Всем.
– Ну и как?
– Не знаю.
– В том-то и дело, что знаешь, – возразил Тишкин. – А вот скажи… только по правде: детишек ты трогал?
– Ты говоришь про Беслан?
– Ну понятно, что там ты не был. А кстати, ведь мог быть?
Гость молчал.
– Да или нет?
– Да. Ну а ты? Ты-то живой?
– Меня давно нет, – произнес Тишкин негромко.
– А другие?
– Да никого не осталось.
– И Главного?
– И его тоже. Еще в Сербии… Ты из нас последний!
– Ну скажешь тоже, последний! Другие будут… Да они уже есть, есть!
– А ты сам-то есть? – вдруг спросил Тишкин. Так спросил, что он смешался, не зная, что отвечать.
Ах, Тишкин, Тишкин! Если ты такой прозорливый и все про меня понял, так добей же, добей меня! Мне ведь и правда все равно, как ты меня прикончишь. Лучше бы, наверное, при помощи спицы. Но сейчас мы оба понимаем, что все эти штуки со спицей были как первый класс в сравнении с теми кровавыми академиями, которые мы прошли после. Да и где эту спицу теперь найдешь?!
Недавно еще был у него пистолет Стечкина, его когда-то подарил Яшка Главный, это было самое удачное оружие из всего, что пришлось ему держать в руках за полсотни бродячих лет. Но, пробираясь в Россию, он не рискнул брать его с собой, тащить через пограничные хоть и дырявые, но кордоны, и на прощание в Пандорском ущелье подарил молодому боевику из Ингушетии.
Затянувшись последний раз, он поворошил солому и бросил в нее окурок. Спокойно наблюдал, как солома задымила, затрещала и вдруг вспыхнула ярким пламенем. Здесь все было готово к огню, и даже странно, что никто не догадался подпалить сарай раньше. Потом задымились стены и сильно запахло горячим деревом и смолой. Едкий дым клубами поднимался вверх, застилая слезами глаза, припекая лицо и волосы. И сразу как по команде огненным смерчем полыхнули стены, прорываясь с гудением к небу через пролом в крыше. Но этого он уже не мог видеть. Он только успел почувствовать, как золотой палач приблизился, приник к нему, стиснув в жарком смертельном объятии, и вознес вместе с пламенем к небу…
Пожар никому не повредил и никого не затронул. Обгорела лишь необычная двуствольная сосна, стоящая поблизости. Под рухнувшими обугленными стропилами были обнаружены останки человека, судя по всему, бомжа, заночевавшего в сарае. Опознать его не удалось, и после милицейских формальностей его захоронили на местном кладбище в безымянной могиле.
А вот следы пожарища, кажется, сохранились по сегодняшний день. Очевидцы рассказывают, что время от времени, обычно в июне, на заросших иван-чаем останках сарая появляется никому не известная девочка-подросток в белом платьице и с корзиночкой в руках. В корзиночке у нее лежат горкой поджаристые пирожки. Девочка присаживается около тропки, прямо на траве, и, просительно заглядывая в лица случайных прохожих своими бездонно синими глазами, предлагает попробовать ее угощение. «Ну хоть один пирожок, – просит она. – Хоть один… Ну пожалуйста!»
Люди с испугом смотрят и, не останавливаясь, спешат прочь.
