Книга Абраша - Александр Яблонский

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112

ВТОРОЙ – Христос – Машиах, воплотившийся в Иисусе, провозгласил истиной: перед Последним Судом для спасения нужно не повиновение Закону, а вера. Если раньше, как сформулировал ап. Павел, механизм Спасения был связан с выполнением Соглашения между Богом и богоизбранным народом, теперь же эта связь в – Новом Завете, в вере в Христа . Павел без колебаний ставил «веру в Иисуса Христа» выше «дел Закона» (Гал. 2, 16). Иисус утверждал: «Всё передано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11, 27). Только верующий в Христа может прийти к Богу. В иудаизме же каждый человек (иудей) имеет прямой доступ к Творцу, так как «Бог с теми, кто взывает к Нему» (Пс. 145, 18).

Помимо этого развел иудеев и первых христиан вопрос о Храме. Во времена Иешуа этот вопрос стоял чрезвычайно остро, и подавляющее большинство евреев считало Храм краеугольным камнем существования Израиля и иудаизма, единственным путем к Богу и распространения святости. Даже умеренные фарисеи, многие из которых вскоре пришли к Христу, не смогли сразу принять слова Учителя: «Видите вы всё это (Храм) ? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне, который не будет опрокинут» (Мф. 24, 2). И более того: Он – больше, нежели Храм: «Но говорю вам (фарисеям) то, что здесь – больше храма» (Мф. 12, 6). Иисус солидаризировался с теми – немногими – фарисеями, кто считал поклонение физическому зданию с его богатствами, иерархией, наследственными привилегиями – отрывом от народа Израилева, препятствием по пути приобщения к святости. Однако эта идея – «евреи без Храма» – была ровесницей иудеев как нации; подлинный иудаизм существовал задолго до начала строительства Первого Храма. Иисус, как и многие благочестивые евреи, считал школы и синагоги лучшим путем всеобщего приобщения к Богу и святости. Но Он пошел дальше, туда, куда не смел даже заглянуть иудей, – Он считал Храм источником зла и предсказал его разрушение. Когда это предсказание сбылось и Второй Храм был разрушен, пропасть между иудеями и христианами стала непреодолимой: иудеи не могли простить этого предсказания – призыва разрушить главную святыню народа, возводившуюся из поколения в поколение столетиями, на пожертвования каждого еврея, христиане же увидели в разрушенном Храме подтверждение правоты Спасителя и, главное, перехода скипетра от Храма и Синагоги к Церкви.

Дуализм иудео-христианских связей, противоречие между «кровным» родством древнейшей религией и религией, родившейся из ее недр, с одной стороны, и неразрешимостью противоречий теологических постулатов и догм, с другой, должны были определить – и определяли первые века христианства – Anno Domini – взаимоотношения двух религий. Теологическая бескомпромиссность могла уживаться – и уживалась – с человеческой терпимостью, переходящей в доброжелательство. Пример тому – «Диалог с рабби Тарфоном» св. Иустина (конец II века н. э.) – одна из первых, но не последних – христиано-еврейских теологических дискуссий. При всем накале полемики: «Вы изгоняете христиан не только из дома, но из всего мира, ибо не допускаете для него права на жизнь», или: «Вы не можете прибегнуть к открытому насилию над нами из-за властей, но как только получите эту возможность – тут же используете ее» (св. Иустин) – при всей бескомпромиссности спора, тон полемики вежливый, справедливый, порой доброжелательный. В конце полемисты с «пожеланиями добра» обещают молиться друг за друга. В «Дидаскалии (первая половина III века) евреи, уже традиционно обвиняемые в богоубийстве, признаются «братьями», за которых христианину следует поститься в дни Песах: «Вы обязаны называть их братьями, даже когда они ненавидят нас, ибо сказано у Исайи: "Назовите братьями ненавидящих нас"» (Did. 21). И Павел, фактически основавший и оформивший христианство и антииудейство как одну из теологических основ его, провозглашал: «Братия! желания моего сердца и молитва к Богу об Израиле во спасение.» Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак. Ибо и я Израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова. Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал»; «Весь Израиль спасется» (Рим. 10, 1; 11, 1–2; 11, 26). Иудейские богословы, фарисеи, главным образом, в принципе настроенные непримиримо к новой «ереси», следовали, в большей части нейтральной линии, сформулированной рабби Гамлиэлем: «Держитесь подальше от этих людей и оставьте их в покое. Если их деяния людские, они будут раздавлены; если же они от Бога, вы не в состоянии их разрушить и можете оказаться борющимися против Бога» (Деян. 5, 38–39). Рабби Элиэзер проповедовал, что и для Иисуса, то есть для христиан – наряду с иудеями, – найдется место в будущем мире. Такая позиция была мудрой – оптимальной во взаимоотношениях любых религий друг с другом. Терпимость и доброжелательство доминировали, постепенно истаивая, не только на богословском, но и на бытовом уровне. Тертуллиан свидетельствовал, что евреи укрывали христиан в синагогах во время христианских погромов, и мученики-христиане хоронились на еврейских кладбищах.

Первые три столетия новой эры прошли в хрупком, колеблющемся равновесии между двумя направлениями иудео-христианских взаимоотношений, и было неясно, которое из них определит дальнейшую судьбу антииудаизма и антихристианства. Антихристианские «вспышки», такие как побиение камнями по решению Синедриона Стефана Первомученика, гибель Яакова Младшего, смерть Варнавы от рук иудеев, изгнание Агриппой из Иудеи Петра, тюремное заключение, публичная порка и постоянная угроза смерти, нависавшая над Павлом или гонения на христиан во времена Нерона, инспирированные женой императора Поппеей, полуобращенной еврейкой – эти вспышки довольно быстро сошли на нет, история не знает заметных рецидивов в последующие века. Антииудаизм же в это благословенное время как бы застыл в раздумье: идти по пути, указанном «Дидаскалиями», «Заветами двенадцати апостолов», и призывами Павла, то есть по пути мягкого, великодушного, но настойчивого диалога – убеждения или ринуться в пучину яростного злобного отрицания древнейшей религии в праве на существование и, как следствие, отрицание в праве на существование великого народа. Это было лучшее время в истории человечества. И как всегда, человечество не воспользовалось дарованной Богом возможностью пойти по пути терпимости, взаимного прощения, любви к ближнему, как было завещано и Хиллем ха-Закен – Вавилонянином, и Иисусом Христом. Четвертый век окончательно определил вектор развития антииудаизма словами Иоанна Златоуста (Хризостома): «За богоубийство невозможно ни искупление, ни снисхождение, ни прощение», «Превосходя жестокостью диких зверей, они (евреи) убивают своих отпрысков и приносят их в жертву дьяволу», «Ненавидь и презирай их (иудеев), «Обязанность христианина ненавидеть еврея» (Хр. Проп. 6,2; 1, 4; 1, 5; 7, 1). И полились реки крови, и не одна слезинка младенца, а реки слез невинных затопили мир, и миллионы были распяты, повешены, сожжены заживо, обесчещены, и поколения за поколениями евреи изгонялись с насиженных мест, их жилища и молельные дома осквернялись, уничтожались, и горе пришло практически в каждую еврейскую семью, и позором покрыл себя христианский мир, и человечество потеряло ориентиры в поисках святости. Понять причины этого озверения нет сил.

Страдающий «ядерной мозаичной шизофренией» Ницше, возможно, не желая того, завершил цикл, начатый Иоанном Златоустом. Не он – Ницше творил историю, историю творили его книги, как и проповеди Иоанна Златоуста. Гениально предчувствуя новую мораль наступающего ХХ века, он окончательно взрыхлил почву для Холокоста, первую борозду которого провел Вселенский святитель, архиепископ Константинопольский.

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112