– А ты была бы в восторге, если бы бывшая любовница твоего мужа объявилась во всей своей красе у твоего смертного одра и взяла бы тебя за руку?
Мириэл прикусила губу.
– Нет, вряд ли, – ответила она.
– То-то и оно.
Мириэл выпустила ладонь Магдалены и поднялась.
– Я ухожу, – твердо сказала она. – Хотела помириться с тобой, но, похоже, только причиняю тебе боль.
Мириэл пошла прочь, но хриплый шепот Магдалены заставил ее остановиться и обернуться.
– Я тоже хочу помириться.
Колыхнув юбками, Мириэл вернулась к постели умирающей и вновь взяла протянутую к ней горячую руку.
– Я возвращаю его тебе. – Голос Магдалены был едва слышен. – И даю свое благословение. Ты ведь за этим приходила? – Она лежала, смежив веки, и из-под ее темно-рыжих ресниц сочились слезы. Тыльной стороной свободной ладони Мириэл нетерпеливо отерла собственные глаза. Она пришла не за этим, и все же, наверно, усаживаясь возле постели умирающей, в глубине души надеялась добиться ее прощения и согласия.
– Я пришла помочь и получить помощь.
Обе женщины ненадолго замолчали, но короткое затишье нарушил плач проснувшегося младенца.
– Дай мне его, – попросила Магдалена. – Дай прикоснуться к нему, пока еще я что-то чувствую.
Мириэл подошла к колыбели и, нагнувшись, взяла из-под одеяльца запеленатого малыша. Хоть ей прежде и редко случалось иметь дело с маленькими детьми, ее рука инстинктивно согнулась, поддерживая крошечную головку, а тело затрепетало от острой радости. Открытые глазенки близоруко всматривались в контуры ее лица. Синевато-дымчатые, будто затянутое туманом море, они еще не приобрели своего естественного цвета. Мириэл попыталась представить, что держит в руках собственное дитя. Она поднесла ребенка Магдалене и бережно передала его в ее руки.
Магдалена погладила щечку малыша и поцеловала его в лобик.
– Я буду хранить тебя, – прошептала она. – Всегда, мое сердце, всегда.
Проголодавшийся малыш заплакал громче и настойчивее, а потом и вовсе завопил.
– Смотри, сколько в нем жизни, – тихо сказала Магдалена. На ее лице вновь засветилась улыбка, улыбка одновременно радостная и скорбная. – Забери его. – Ее голос дрожал. – Он голоден, кормилица уже ждет.
Мириэл осторожно взяла малыша на руки.
– Месяц назад у меня родился ребенок, но он умер, – призналась она. – Спасти можно было только одного из нас: либо меня, либо его. Муж предпочел пожертвовать невинным младенцем. Сказал, что сделал это из любви ко мне, но я-то знаю: он жаждал мести. – Она плотно сжала губы. В этом признании не было необходимости, разве что она чуть облегчила боль собственной души. Магдалена смотрела на нее, но Мириэл видела, что все ее внимание приковано к сыну. Она пыталась запечатлеть его образ в своей памяти, пока угасающая в ней жизнь не лишила ее зрения.
– О нем будут нежно и преданно заботиться, обещаю тебе, – поклялась Мириэл, заставляя себя успокоиться.
– Знаю. – Магдалена еще с минуту посмотрела на них, потом закрыла глаза и отвернула голову к стене, приняв ту же позу, в какой Мириэл застала ее, когда вошла в комнату.
Прижимая младенца к груди, Мириэл осторожно спустилась в гостиную. Его тепло, молочный аромат волнами накатывали на нее, вызывая трепет во всем теле. Ей стоило немалых усилий передать его в руки кормилицы, когда она уже почти поверила, что это дитя принадлежит ей.
Женщина с готовностью расстегнула лиф платья, оголила одну большую белую грудь, увенчанную крупным, размером с ноготь большого пальца, соском, и с привычной сноровкой сунула его в ротик малыша. Голодные вопли мгновенно сменились жадным причмокиванием, и раскрасневшееся от надрывного плача личико стало розоветь. Мириэл наблюдала за кормлением с нескрываемым восхищением.
– Маленький, а прожорливый, – промолвила кормилица снисходительно-горделивым тоном. – Уж как начнет, не остановишь. Обе груди высасывает. Туго придется пивным в округе, когда он вырастет. – Она погладила покрытую пушком головку, жмущуюся к ее груди. – А вот мать его жаль, бедняжку.
Мириэл не ответила. Любая фраза прозвучала бы пошло и банально. Разве можно словами передать всю горечь трагедии?
Дверь отворилась, и с улицы, где уже совсем рассвело, в дом вошли Мартин со священником. Оба запыхались от быстрой ходьбы. Мартин искоса бросил на Мириэл удивленный взгляд. Она поманила его. Он кивнул, проводил священника к лестнице и вернулся к ней.
– Что случилось? – Если накануне вид у него был просто утомленный, то к утру он уже настолько осунулся и побледнел, что теперь походил на живой труп.
– Боюсь, мне придется возложить на ваши плечи еще более тяжкое бремя, – предупредила Мириэл. Ей хотелось прильнуть к его уютной широкой груди, но она обуздала свой порыв и, вместо того чтобы кинуться к нему, приосанилась и сцепила ладони, пытаясь найти силы в самой себе. Потом объяснила причину своего визита.
Выражение его лица, как обычно, оставалось бесстрастным. Он задумчиво кивнул.
– Значит, ты знал, что это Роберт? – спросила Мириэл, ибо она не заметила в его глазах даже искры изумления.
Мартин развел руками:
– Полагаю, догадывался, но ведь подозрения – это далеко не факты.
– И доказать ничего нельзя, ведь, кроме моих слов, никаких улик нет, – сказала Мириэл. – Да и сообщника его вряд ли удастся арестовать, ведь признание для него равносильно виселице. Я сочла бы, что Роберт поступил так из ревности, и стала бы винить себя, но это не первый случай. Он погубил еще двух человек, стоявших на его пути.
Мартин убрал со лба просоленные серебристые пряди волос и покачал головой:
– А на вид такой сердечный человек. Кажется, ничто не омрачает его совести.
– А совесть его и не мучит, Мартин. Вот почему он так опасен. Он не видит ничего предосудительного в своих действиях. Виноват кто угодно, только не он. Так он считает, – Она расцепила ладони и всплеснула руками. – Я убежала от него и пришла прямо сюда, но мне необходимо вернуться в Линкольн, чтобы собрать выкуп. Я понимаю, у вас сейчас много забот, но не могли бы вы выделить пару человек, которые проводили бы меня туда и обратно?
Мартин почесал подбородок и взглянул на нее.
– Вот что, – решительно заявил он. – Я дам вам с полдюжины человек, и все они будут вооружены копьями. – Он подозвал слугу, коротко объяснил ему, что делать, и послал за матросами на «Пандору».
Мириэл поблагодарила Мартина и села ждать у очага.
– Хотите подержать его? – обратилась к ней кормилица, и, прежде чем Мириэл успела ответить, у нее на руках вновь оказался младенец. Женщина зашнуровала сорочку и застегнула ворот платья.
Насытившийся малыш сонно смотрел на нее из-под отяжелевших полуприкрытых век, обрамленных длинными ресницами цвета темной бронзы. Мириэл вдыхала его чистый молочный запах. Его теплое тельце давило на колени приятной тяжестью, заполняя пустоту в ее душе.
