Люди Мазо начали что-то кричать друг другу, меняя позиции, — моторки задвигались более хаотично: левая — по змеистой траектории, правая — вправо-влево, вправо-влево. Их двигатели, набирая обороты, завывали все пронзительнее.
— Просто скажи мне, — произнес Альберт.
Джо помотал головой.
— Пожалуйста, — добавил Альберт так тихо, что больше никто этого услышать не мог, Джо и сам с трудом разобрал в завывании моторок и в лязганье «гатлинга», который готовили к стрельбе. — Я ее люблю.
— Я тоже ее любил.
— Нет, — ответил Альберт. — Я люблю ее. Сейчас.
Они закрепили «гатлинг» на станине. Иларио вставил ленту в патронник и дунул в лоток на случай, если в нем скопилась пыль.
Альберт наклонился к Джо, почти прижался к нему. Огляделся.
— Я этого не хочу, — произнес он. — Да и кто хочет такого? Я просто хочу опять почувствовать то, что чувствовал, когда мне удавалось ее рассмешить или когда она швыряла мне в голову пепельницу. Можно даже и не трахаться. Я просто хочу смотреть, как она пьет кофе в гостиничном халате. У тебя это есть, как я слышал. С той латиноской?
— Ну да, — согласился Джо. — У меня это есть.
— Кстати, она кто? Негритоска или латиноска?
— И то и другое, — ответил Джо.
— И тебя это не смущает?
— Альберт, — произнес Джо, — почему это меня должно смущать, господи помилуй?
Иларио Нобиле, ветеран Испано-американской войны, пристроился у казенной части «гатлинга». Фаусто сел под станиной, первая лента уютно лежала у него на коленях, точно одеяло.
Альберт вынул свой длинноствольный «тридцать восьмой» и приставил его ко лбу Джо:
— Скажи мне.
Четвертый мотор они услышали, когда было уже слишком поздно.
Джо заглянул в глаза Альберта, глубже, чем он когда-нибудь заглядывал, и увидел там ужас более сильный, чем у кого-либо, кого он встречал прежде.
— Нет, — сказал он.
Из туч на западе появился самолет Фарруко Диаса. Он шел высоко, но пикировал очень резко. На заднем сиденье возвышался Дион, его пулемет был закреплен на консоли, насчет которой Фарруко Диас много месяцев проедал Джо плешь, прежде чем тот разрешил ему поставить ее. Дион был в толстых летных очках. Казалось, он смеется.
Первым делом Дион и его пулемет обратились к «гатлингу».
Иларио повернулся налево, и пули Диона отхватили ему ухо, и прошили шею, точно косой, и отрикошетили от стволов, и от палубы, и от заклепок на палубе, и попали в Фаусто Скарфоне. Руки Фаусто заплясали в воздухе у его головы, и потом он свалился, забрызгивая красным все вокруг.
От палубы тоже летели брызги — щепки, металл, искры. Люди Мазо сгибались, приседали, скручивались. Они вопили, они цеплялись за свое оружие. Двое упали за борт.
Самолет Фарруко Диаса заложил вираж и свечкой пошел к облакам. Стрелки` очнулись. Они вскочили на ноги и открыли пальбу. Чем круче взмывал самолет, тем вертикальнее они стреляли.
И некоторые пули летели обратно вниз.
Одна угодила Альберту в плечо. Кто-то схватил себя сзади за шею и повалился на палубу.
Моторки уже достаточно приблизились, чтобы по ним можно было стрелять. Но все стрелки Альберта повернулись к ним спиной, паля в самолет Фарруко. Стрелки Джо не были снайперами, к тому же они сидели в лодках и эти лодки быстро и беспорядочно двигались, — но им и не требовалась особая меткость. Им удавалось попадать в бедра, колени и животы. И треть из находящихся на буксире падали на палубу и издавали звуки, какие человек издает, когда ему попадает пуля в бедро, колено или живот.
Самолет начал второй заход. Стреляли те, кто сидел в лодках, а Дион орудовал своим пулеметом, как пожарник орудует брандспойтом. Альберт выпрямился, снова наставил свой длинноствольный «тридцать второй» на Джо, но тут вся корма буксира обратилась в вихрь пыли и щепок, люди уже не могли никуда укрыться от шквала свинца, и Джо потерял Альберта из виду.
Осколок пули задел Джо предплечье, а голову ему зацепило куском дерева размером с бутылочную пробку. Рядом с лоханью шлепнулся кольт сорок пятого калибра. Джо подобрал его, выщелкнул магазин в ладонь — не до конца, а просто чтобы убедиться: в нем осталось не менее шести патронов. Потом он снова вставил обойму на место.
К тому времени, когда до него добрался Кармине Пароне, по его лицу струилась кровь из раны на голове. Кармине дал ему полотенце, а потом с одним из новеньких, Питером Уоллисом, принялся обрабатывать бетон топорами. Джо полагал, что бетон уже схватился, но оказалось, что нет, и после пятнадцати-шестнадцати взмахов топорами и лопатой, которые Кармине отыскал в камбузе, они освободили ему ноги.
Фарруко Диас посадил самолет на воду и заглушил мотор. Самолет заскользил к ним. Дион забрался на борт буксира, и они стали добивать раненых.
— Как дела? — спросил Дион у Джо.
Рикардо Кормарто пошел за молодым человеком, который полз к корме. Ноги у того превратились в кашу, но одет он был, как будто собирался на вечеринку: бежевый пиджак, кремовая рубашка, мангово-алый галстук. Кормарто всадил ему очередь в позвоночник, и юноша испустил оскорбленный вздох, так что Кормарто послал еще одну очередь — ему в голову.
Джо посмотрел на трупы, сваленные на палубе в одну груду, и сказал Уоллису:
— Приведите его ко мне, если он после всего этого выжил.
— Есть, сэр. Есть, сэр, — ответил Уоллис.
Джо попытался согнуть ноги в лодыжках, но они слишком болели. Он положил руку на лесенку под рулевой рубкой и обратился к Диону:
— Что ты там спрашивал?
— Как дела?
— О, — произнес Джо, — ты еще спрашиваешь.
Парень у планшира по-итальянски молил сохранить ему жизнь, но Кармине Пароне прострелил ему грудь и пинком отправил за борт.
Затем Фазани перевернул Джино Валокко на спину. Джино поднес руки к лицу, из его бока лилась кровь. Джо вспомнил их разговор о родительской жизни, о том, что подходящего времени, чтобы завести ребенка, не бывает никогда.
Джино сказал то же, что говорят все. Он сказал: «Стой». Он сказал: «Погоди…»
Но Фазани продырявил ему сердце и пинком спровадил в залив.
Джо отвел глаза и увидел, что Дион пристально и неотрывно на него смотрит.
— Они бы всех нас поубивали. Затравили бы и поубивали. Сам знаешь, — произнес Дион.
Джо утвердительно моргнул.
— А почему?
Джо не ответил.
— Нет, скажи, Джо. Почему?
Джо все равно не стал отвечать.
— Жадность, — объяснил Дион. — Не какая-то благоразумная, вообще не разумная, черт подери. Бесконечная жадность. Потому что им всегда мало. — Лицо Диона багровело от ярости. Он наклонился к Джо так близко, что они почти соприкасались носами. — Им никогда не бывает достаточно, черт подери!
