Но Мик… его запах сильно изменился. Он стал кислым, горьким и подавляющим, но я решил, что это горе. Потеря пары и сына может повлиять на любого.
Я делаю шаг ближе, желая утешить его, не совсем понимая, как. В конце концов, я просто повторяю совершенно неадекватное «Мне жаль». Я пытаюсь продолжить, распутать клубок слов, который так плотно давит мне на живот, но звук умирает у меня на губах. Я оцепенела, неспособна говорить связно.
— Это на тебя не похоже, — говорит он с тонкой улыбкой.
— Что не похоже?
— Не говорить прямо то, что думаешь.
— Верно. Да, — волна раздражения накатывает на меня. Я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы её отогнать. — Было легче быть честной с тобой, когда я думала, что ты тоже честен со мной.
Он хмурится. — Ты можешь быть со мной честна, Мизери. Всегда.
Я выдыхаю с нетерпением, затем марширую к нему, готовая атаковать. Останавливаюсь только тогда, когда оказываюсь так близко, что ему приходится наклонить шею, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Зачем мне это, а? Чтобы ты использовал мои самые глубокие раны и то, что знаешь о моём прошлом, чтобы ранить меня, когда решишь меня оттолкнуть?
Он выглядит удручённым воспоминанием о том, что он мне сказал, словно это причинило ему столько же боли, сколько мне.
— Прости, — шепчет он.
— Ты солгал, — обвиняю я. — Ты всё это сказал, и всё из этого было ложью.
Он не отрицает этого, что злит меня ещё больше. Вместо этого он делает глубокий, медленный вдох, пока не наполнит лёгкие воздухом.
— Почему? — подталкиваю я его. Когда ответа нет, я поднимаю руку к его лицу. — Я могу заставить тебя сказать правду, — плоская часть моего большого пальца надавливает ему между бровей. — Я могу подчинить тебя.
Его улыбка печальна. — Ты уже сделала это, Мизери.
Я зажмуриваю глаза. Затем открываю их и спрашиваю: — Я твоя пара?
— Я имел в виду то, что сказал, — спокойно отвечает он. — Не стоит использовать слова оборотней, значения которых ты не понимаешь.
— Точно, — я сердито разворачиваюсь на пятках и ухожу. К чёрту это. Если он не хочет, чтобы я использовала слова оборотней, то не должен был их мне говорить.
— Мизери, — рука Лоу смыкается на моём запястье, останавливая меня на месте. Когда я пытаюсь вывернуться, он обхватывает меня за талию, притягивая обратно к себе.
От него исходит обжигающий жар. Его щека царапает кожу на изгибе моей шеи, посылая волну мурашек.
Я слышу, как он снова вдыхает, на этот раз не сдерживаясь.
— Мои чувства. Мои мечты. Мои желания… Они мои, Мизери. Не тебе с ними разбираться.
Я пытаюсь вывернуться из его хватки, разъярённая. — Конечно, они твои. Что это вообще значит…
— Это значит, что я не хочу, чтобы ты принимала решения, исходя из моих потребностей. Я не хочу, чтобы ты была со мной из чувства долга, из страха, что я буду несчастен без тебя. — Как же хочется мне увидеть его глаза. Его голос одновременно хриплый, грубый и тихий, будто кто-то вложил в него все свои чувства, а потом попытался их скрыть. — На свадьбе, когда ты впервые оказалась рядом, я был зол. В ярости от того, что по какой-то злой шутке судьбы обрёл пару, которую я никогда не смогу полюбить по-настоящему. Я жаждал тебя всем своим существом, и в то же время чувствовал себя твоим пленником. Но потом я начал проводить с тобой время. Начал узнавать тебя, и ты сделала меня счастливее. Сделала меня лучше. Ты пробудила во мне желание стать собой, со всеми моими гранями, даже с теми, которые я считал давно забытыми. И однажды утром я проснулся и осознал, что даже если бы ты не источала самый чарующий аромат на свете, я бы всё равно не стал хотеть тебя меньше.
— Лоу…
— Но я могу выжить без тебя, Мизери. Всё, что мне нужно, это… — он выдыхает тёплый, беззвучный смешок. — Остаться без тебя. Всё, что мне нужно, это вынести это. И это будет нелегко. Но, думаю, всё равно лучше, чем видеть, как ты становишься несчастной. Лучше, чем позволить моей любви к тебе привязать тебя ко мне, когда ты бы предпочла…
— А что насчёт моей любви к тебе? — я поворачиваюсь в его объятиях, и на этот раз он не сопротивляется. — Может ли она привязать меня к тебе? Имею ли я твоё разрешение ответить взаимностью на твои чувства?
Его губы приоткрываются.
— Нет. Нет. Не смей удивляться моим чувствам к тебе. Особенно после того, как я была предельно честна с тобой! И знаешь что? — мои руки начинают дрожать, и я сжимаю их в кулаки, упираясь ему в грудь. — Нет. Если я хочу любить своего глупого мужа-оборотня, я буду любить своего глупого мужа-оборотня, хочет он признать, что любит меня в ответ, или нет. И это ещё не всё — я буду жить здесь, так что распаковывай эти коробки прямо сейчас. Я буду принимать участие в жизни Аны, потому что ей я нравлюсь, и она каким-то образом нравится мне, ясно? И, да, я останусь на территории оборотней, потому что моя лучшая подруга одна из вас, и, впервые в жизни, люди были чертовски добры ко мне. И мне нравится жить у озера, и я не против быть кровососущей чудачкой этой стаи, и… — я могла бы продолжить сыпать угрозами, но он меня перебивает.
— Окна. Я их меняю.
— Как это вообще…
— Я видел те, что стоят у тебя в Логове. Оуэн объяснил, как они работают. Я не собирался тебя выгонять, просто не хотел, чтобы твои вещи пострадали.
— А-а, — информация не укладывается в голове. — Это очень, эм… предусмотрительно. И дорого?
Кажется, ему плевать. Вместо этого он прижимает лбом к моему, а рукой обхватывает мою щеку. Его голос — тихий, сдавленный шёпот.
— Мне страшно, Мизери. Я в ужасе.
— Из-за чего?
— Из-за того, что не существует мира, сценария или реальности, в которой я с лёгкостью позволю тебе уйти. Что если я не
