Глава 11
Помощник Толочко по особым поручениям, у которого в ГРУ был оперативный псевдоним Кот, без труда договорился о взрывчатке.
— Надо было сразу так действовать, Вольдемар Николаевич, — сказал он, откинувшись на удобную спинку кожаного кресла и положив руку на блестящий от полировки стол в кабинете Толочко.
— Где же ты раньше был с твоими советами?
— Есть и плохие новости: за вами хвост.
— Что-о? — Толочко побледнел от страха. Затем стал медленно багроветь от ярости. — Что ты несешь?
— Это не ГРУ, даю руку на отсечение. Думаю, фээсбэшная наружка. Закладок в офисе вроде бы нет, утром проверяли. Но телефоны, скорее всего, на кнопке.
Толочко вскочил и заметался по кабинету.
— Черт знает что! Черт знает что! Ты уверен?
— Я знаю, — твердо произнес Кот.
— Что будем делать? — Толочко вдруг стало душно. Больше всего ему захотелось убежать и спрятаться.
— Действовать по плану, — спокойно ответил Кот. — Подарки спрячем на самом видном месте. Ни за что не найдут. А через пару-тройку дней, как только приказ на вас подпишут, наблюдение снимут. Никто не захочет связываться.
«Ах да: приказ. Надо узнать, на каком этапе его подготовка». — Толчок вернулся на свое место. Его рука несколько раз непроизвольно тянулась к сердцу, но он каждый раз отдергивал ее. Не хотел показывать свой страх перед Котом. «Не хватало еще, чтобы этот ублюдок самодовольный думал, будто бы я испугался». Толочко постарался напустить на себя важность. «Только бы приказ вышел. А уж там со всеми разберусь».
Когда Кот ушел, Вольдемар созвонился с управлением кадров. Приказ о его назначении уже лежал на столе и должен был со дня на день быть подписан. «Надо поторопить», — подумал Толчок, набирая номер начальника Генштаба.
Поговорил, мягко ввернул, что, мол, волнуется, что-то там задерживается. Начальник Генштаба ответил: вроде все идет хорошо. Но он перезвонит в администрацию президента, уточнит. Поторопит, если надо.
На следующий день друг из Генштаба сообщил Вольдемару: все в порядке, приказ будет подписан в среду. Кадровые приказы глава администрации всегда подписывал в среду — сразу все.
У Толочко отлегло от сердца. Он взял шампанское и отметил это. Кот тоже доложил: все идет гладко. Утрясли с Усмоном время передачи. Все это время на душе у генерала было необычайное умиротворение. Буря закончилась. Выглянуло солнце.
В среду он позвонил в кадровое управление, готовясь услышать хорошие новости. Ответ поразил как громом:
— Ваше назначение аннулировано…
— Как? — Внутри у него все омертвело. — Почему?
— Не знаем, — грубо ответил голос на том конце провода. — До свидания.
Толочко позвонил начальнику Генерального штаба, но порученец сказал:
— У него совещание, — и не стал соединять.
Это был какой-то обвал. Целый день Вольдемар не мог ни до кого дозвониться. А если дозванивался, с ним разговаривали очень холодно, не отвечая ни на какие вопросы. Он даже пошел на безрассудный шаг: попытался связаться с заместителем главы администрации президента. Секретарь, услышав фамилию, не стала даже разговаривать.
— Он уехал, — сказала она и бросила трубку.
Толочко снова набрал номер, чтобы спросить, когда приедет, можно ли переговорить.
— Не знаю, — раздраженно и отрывисто произнесла секретарша тоном человека, которого дергают, отрывая от более важных дел, — я доложу ему. Он перезвонит сам, если что. Ждите. До свидания.
Сам, естественно, не перезвонил. Вольдемар метался по кабинету, ничего не понимая. Сердце бешено стучало. Пальцы судорожно сжимались, словно кого-то душили.
— Что ж ты, мудак, наделал! — закричал самый близкий знакомый из Генштаба, который сам позвонил после обеда.
— Да ты объясни, что произошло? — вспыхнул Толочко.
— А ты не знаешь? Тебе совсем мозги отшибло? Так тебя растак!
— Е-мое, что ты разорался? Я ничего не понимаю. Можешь объяснить, что происходит?
— Не понимаешь? — взревел товарищ. — А какой козел разослал всем эту гребаную газетенку? Все ее читали. Все! Ты котелком своим пустым варишь? Ты что думаешь, один ты Д’Артаньян, остальные пидорасы? Пошел на хрен!
— Постой, постой, какую газету?
— Что ты тут целку строишь? «Советский труд», какую же еще? Ты, мудило гороховое, и себя подставил, и меня подставил. Толчок гребаный!
Бип, бип, бип… Толочко еще несколько секунд прижимал трубку к уху, слушая гудки. Звуки били по мозгам, как барабанные палочки.
— Принеси сегодняшний «Советский труд», — упавшим голосом попросил он секретаршу. Вольдемар еще не знал, что именно там написано, но понимал — это конец. Полный конец. Он разом сдулся.
— Вот, Вольдемар Николаевич, — секретарша положила перед ним газету.
Он вяло стал листать номер, внимательно просматривая каждую заметку. Когда закончил пятую страницу, подумал, что мир сошел с ума. «Газета как газета, что могло их зацепить?» Дальше начинались рекламные и неосновные полосы.
«Блин, что это, откуда?» — ударила ему в голову кровь на шестой странице. Половину полосы занимал громадный материал под заголовком:
«Вольдемар Толочко: во славу оружия российского!»
Над текстом большая фотография: Вольдемар сидел за столом и улыбался. Вроде фото как фото. Но улыбка была какая-то самодовольная. Мерзкая.
Толочко подался вперед и начал читать. Сначала он ничего не понимал: статья как статья. Но потом — строчка к строчке, у него начало подниматься давление. Он даже начал задыхаться. Рукой схватился за грудь, потом обхватил горло. Вскочил и тут же, согнувшись, рухнул на стол. Дрожащие пальцы потянулись к селектору. Но так ничего не смог сказать, прохрипел что-то, и изо рта у него пошла пена…
Девочка секретарша застыла в дверях. Увидев шипящего начальника, повалившегося туловищем на стол, она истошно закричала.
* * *
Честно говоря, Андрей Ветров не рассчитывал, что затея сработает так сильно.
— Написать плохое — это банально, — объяснял он своим знакомым. — Высший пилотаж — похвалить так, чтобы поссорить со всеми.
Они собрались в квартире, которую снимал Ветров. Взяли пивка, сели вокруг компьютера-ноутбука.
«Современную Россию трудно представить без офицеров, которые пришли во власть, чтобы сделать страну сильной и процветающей, — бойко набирал Ветров. — Наш сегодняшний рассказ посвящен одному из тех людей, чье кредо: «За державу обидно», без которых российское государство обречено на прозябание, техническую отсталость и беззащитность перед современными угрозами…»
— Ничего не понимаю. — Филин пожал плечами. — Зачем это?
