Он ждет лишь наступления темноты.
Хименес тоже наготове. Он также принимает участие в захвате, потому что в кои-то веки федералы согласились на командную игру — действовать сообща. Поэтому Хименес расставил посты по всей Южной Калифорнии — один отряд готов накрыть Лос-Анджелес, другой — в засаде в округе Оранж, ждут люди и в Сан-Диего. Все ждут захода солнца.
Сандра Хансен сидит в номере отеля «Ритц», глуша пепси-колу так, словно это может успокоить нервы. Ей не дано счастья непосредственного участия в захвате. Даже о том, что добрую половину расследования профинансировала «Жизнь и пожар в Калифорнии», она помалкивает. Все, что она может сейчас, — это не отходить от телефона и надеяться, что все пройдет как надо, что никакое внезапное препятствие не пошлет к черту весь замысел.
Потому что замысел этот весьма и весьма непрост.
Вечером захват.
Утром выплата пятидесяти миллионов.
А после ее парень начнет давать информацию в обмен на гарантию полного освобождения от каких бы то ни было карательных мер, кроме смертной казни. Сделка неформально санкционирована Отделом претензий, Красными креслами и целым сонмом юристов.
Поэтому от сегодняшнего вечера зависит многое.
Она глядит в окно, откуда открывается чудесный вид на океан, горящий заревом немыслимо алого калифорнийского заката, и хочет только одного — чтобы скорее наступило утро.
И Ники глядит на закат. На лужайке за его спиной маячат Лев и Даня.
— Как будто мы трое опять в одной камере, — говорит Ники, — и наш угол против всего остального мира. Мы бьемся за новую жизнь. Много лет назад в том аду я обещал вам другую, новую жизнь. Я обещал вам Рай. И завтра — если сегодня вечером мы сделаем то, что должны сделать, — эта новая жизнь наступит. Несколько шагов — и мы в безопасности. Сегодняшний вечер решит все. Осталось несколько шагов, но они просчитаны, все продумано.
Вечером прольется кровь.
Она уже пролилась: Джимми Дански и Джек Уэйд погибли в огненном па-де-де.
И еще сестра.
На этот раз осечки быть не должно, почему он и поручил дело Льву. У Льва осечек не бывает.
А все прочие трудности исчезнут.
Как гонимое ветром зыбкое, меняющее форму облачко, я плыву в вечереющем небе.
113
А Летти не до закатов — такой разбитой и сломленной она себя чувствует.
Что неудивительно, думает она, учитывая все обстоятельства.
Полицейский привозит ее домой. Другой пригоняет ее машину.
— Хотите, я останусь? — спрашивает он.
— Я в порядке.
— Но босс сказал…
— Я знаю, что сказал босс, — смеется Летти. — Но я в порядке.
При ней термос со льдом, склянка с викодином и надежда, что вечером приедет Джек и утешит ее, поухаживает за ней.
Даст ей выпить чего-нибудь, взобьет подушку, постарается, чтобы она получше выспалась. Потому что утром она первым долгом поволочется со своим подбитым крылом к России-матушке и там спросит у Ники, что делали два без вести пропавших вьетнамца в его берлоге, перед тем как им пропасть.
Босс велел оставить в покое дело Пам и сосредоточиться на пропавших вьетнамцах. Посмотреть, куда это нас ведет.
Но вот в чем загвоздка: ведет-то это к Ники.
И куда, черт возьми, запропастился этот Джек? В то время как должен был бы из кожи вон лезть, демонстрируя мужское внимание и заботу.
Она звонит ему в офис.
Уехал.
Звонит ему домой, откликается автоответчик, она оставляет сообщение. Она понимает, чем он занят. Уехал распутывать дело о поджоге.
Вечная ищейка идет по следу.
Увольняй его, не увольняй — он не сдастся. Это одно из качеств, которое она так в нем любит. Она любит его, волнуется о нем и молит Господа, чтобы все было хорошо.
114
Натали включает свет на тумбочке.
— Давай-ка спи, — говорит она Майклу.
— Не могу заснуть.
Он опять плачет.
— Почему не можешь?
— Призраки.
— Это не призраки, это тени.
Но тени действительно страшные, Натали готова это признать. Ветви большого эвкалипта под окном колышутся от ветра и образуют тени на стене, похожие на туманные призрачные руки, головы.
— Я боюсь, — говорит Майкл.
— Чего?
— Пожара, — говорит Майкл. — Такого, в каком сгорела мама.
— Этот дом не загорится.
— Откуда ты знаешь?
Я и не знаю вовсе, думает Натали. Ей самой страшно.
Ей снятся кошмары.
Как будто кругом огонь.
А мама спит и никак не проснется.
— Пожара не будет, — говорит она, — потому что я принцесса и я так повелела.
— А я кто буду? — спрашивает Майкл.
— Младшим братиком принцессы.
— А можно я еще кем-нибудь буду? — хнычет Майкл.
— Колдуном хочешь быть?
— А что это?
— Ну, вроде фокусника, — объясняет Натали. — Только лучше.
— А смогу я делать так, чтобы вещи пропадали?
— Да, сможешь.
— И призраки?
— Да, — говорит Натали. — А теперь спи.
— Не туши свет.
Она оставляет свет на тумбочке. И, лежа с открытыми глазами, смотрит, как движутся тени.
115
Джек прячется в темноте.
Почти сливаясь со скалой, он ждет, когда рассветет настолько, чтобы он, оставаясь невидимым, мог что-то видеть.
Поэтому он садится и глядит на океан.
Как привык делать с самого детства.
Сидит себе на Дана-Стрэнд и бьет баклуши.
Волны серебрятся под полной луной. Бьют о берег и отползают с тихим шипеньем: ш-ш-ш-ш.
Тихоокеанская колыбельная.
Джек ждет рассвета.
116
Летти просыпается как от толчка.
Снаружи какой-то звук.
Шаги на веранде.
Она хватает с тумбочки пистолет и, держа его здоровой рукой, медленно движется вдоль стены к двери.
Спокойно, девочка, внушает она себе. Сердце колотится как сумасшедшее, и рука дрожит.
Добравшись до двери, она вглядывается в стеклянную панель.
Ничего не видно.
