скользят вниз по ее собственному телу, и она тянется к своим соскам, задыхаясь и сжимая их передо мной. Но ее руки быстро ныряют за спину, проскальзывают между ее задницей и мной. Она обхватывает меня, сжимая. — Это. Я хочу это.
— Я дам это тебе, детка, чертовски скоро. Но дай мне позаботиться о тебе, затем помыть, и после я трахну тебя, должным образом, и в твоей собственной постели.
— М-м, — мычит она, поглаживая меня. — Пока я могу кончать на твоем члене, Кэп, меня это устраивает.
Твою мать.
Я толкаюсь в ее ладонь, фиксируя ее руки там. Тянусь вперед и щиплю ее клитор, подергивая рукой, пока едва двигаюсь внутри нее, сосредоточившись на маленьком узелочке.
— Закончи со мной, отнеси меня в кровать. — Она дрожит, ее груди приподнимаются, искушая и дразня меня, чтобы я встретился с ними лицом к лицу. Хватал, сжимал и играл с тем, что принадлежит мне и только мне.
Я стону.
И ее стон следует за моим. Ее киска пульсирует вокруг моих пальцев, она дрожит в моих руках. Судорожное хныканье вылетает из ее рта к моему паху, и я насаживаюсь на ее руку. Вены на моем члене пульсируют в ее ладони.
Я отстраняюсь от ее тепла и ее руки, и она откидывается на меня.
Когда ее дыхание замедляется, я осторожно мою ее волосы, тщательно обходя маленькую ранку на ее левом виске. И когда мои руки опускаются ниже, я закрываю глаза. Беру в ладони обе ее груди и нежно намыливаю их массирующими движениями. Ее соски снова стают твердыми, превратившись в маленькие острые пики.
Не в силах сдержаться, я захватываю их между пальцами и сжимаю.
Она стонет.
— Еще.
Поэтому я тяну и кручу, и когда ее ноги начинают тереться друг о друга, я отпускаю их, готовый двигаться дальше вниз, но замираю.
Не знаю почему, но легкий испуг жжет кончики моих пальцев, когда я готов ощутить ее живот, ее шрамы. Не уверен, что она хочет скрыть шрамы, но прячет, чтобы защитить слова, растянувшиеся на ее коже, прямо под моей правой ладонью.
— Кэптен, — шепчет она, поднимая руки и накрывая ими мои. — Каждая часть меня — твоя.
Мое сердце стучит в груди, пока она скользит нашими руками вдоль своего живота.
Рана за раной царапают мою ладонь, и с каждой из них в моей голове звучит обещание.
Каждый удар, который она чувствовала, я почувствую.
Каждый порез, который она получила, я приму.
Всю боль, которую она испытала, я стерплю.
Она держит наши руки чуть выше живота, позволяя своим свободно упасть, пока я скольжу медленнее, омывая ее между ног.
Я наклоняюсь, пощипывая ее за ягодицы, пока провожу вдоль ее бедер и икр.
Встаю, полностью выходя из воды, чтобы ей было легче ополоснуться, а затем быстро мою свое тело.
Мой взгляд падает на сток, когда кровь, глубоко въевшаяся в мои волосы, кровь, которая не смылась, когда я быстро ополоснулся, прежде чем вернуться к Зоуи, смывается.
Виктория тоже видит это и поворачивается.
Она смотрит на меня и подходит ближе с мягкой улыбкой на губах. Она встает на носочки и обхватывает меня руками за шею.
Прижимает меня к своему телу, и мои руки делают то же самое. И в первый раз, блядь, за сегодня, может быть, за несколько дней или даже недель, гвозди, прибивавшие меня к земле, исчезают, груз уходит.
Что за пара гребаных месяцев испытаний.
Я думал, что был испытан до предела, когда узнал, что у меня есть дочь, которую я не могу найти, не говоря уже о том, чтобы увидеть. И снова, когда я нашел ее и был вынужден оставить ее там, где она была, пока я не смог вернуть ее домой, пока не стало достаточно безопасно для ее возвращения.
Я так охренительно ошибался.
Это было ни что иное, как подготовка, тренировка перед финалом.
На задворках сознания, я понимал, что однажды должен встретиться с Мэллори каким-то образом, но зарыл это под яростью и отвращением, когда на самом деле она не заслуживает ничего из этого.
Ни моей ненависти, ни моей злости.
Ничего, блядь.
Она приняла решение, которое я никогда не сумею понять, но она имела на него право. Теперь я это понимаю.
Некоторым людям не суждено быть родителями. Или, может, суждено, но они будут готовы к этому в свое время, когда бы оно ни пришло.
Но в глубине души, будь то действующий родитель или нет, там есть любовь. Я не верил в это раньше, но теперь не могу отрицать.
Коннор Перкинс, мужчина, которого я был бы счастлив больше никогда не видеть, мужчина, давший моей матери сына, когда ее муж не мог. Рак отобрал у него такую возможность. И хоть все произошло неправильно, Перкинс дал им меня.
Он не признал меня, даже когда мои родители умерли. И я ненавижу это признавать, но это была самая самоотверженная вещь, которую мог совершить мужчина. У меня была семья, цель и место в жизни, и он позволил мне это сохранить, когда мир был ужасен.
Но мужчина объявился сегодня, беспокоясь о девушке, которую знал, готовый помочь. И затем, когда я думал, что он повернулся спиной, повесил трубку и сбежал, едва я попросил помощи впервые в жизни, он появился и пожертвовал своей ради меня.
Я стою здесь благодаря ему.
И Зоуи пришла в этот мир, потому что ее мать это позволила.
Они любили то, от чего отказались, даже если совсем немного.
Когда моя дочь вырастет, будет ли ей любопытно, почему мама бросила ее?
Могу предположить, что ответ «да», но я сделаю все, что смогу, чтобы убедиться, что это не ранит ее. Я буду любить ее всем сердцем и не сомневаюсь, что девушка рядом со мной, тоже.
Я видел их вместе, и пытался отрицать уведенное, но сегодня все стало ясно.
Зоуи понятия не имеет, что значит иметь маму, но все, что мои братья и я, получили от мисс Мейбл — время и внимание, любовь и заботу — она получала с рождения, и от самого неожиданного человека.
Девушки из группового дома.
Дерзкая, напористая блондинка, которую я мог бы не заметить, если бы она не появилась передо мной. Но в ту секунду, когда она это сделала, что-то во мне шевельнулось.
Она будет любить ее, как дочь любит мать, доверять ей, когда не
