обратил никакого внимания.
— Мы — высшие хищники, если тебе угодно такое определение. И для жизни нам требуется человеческая кровь. Скажи, вампир должен отказаться от неё и в муках голодать? Ради чего? Чтобы очередной смертный подольше пожил? Или из сострадания к его семье? То есть поставить человеческую жизнь выше своей? Как часто ты желаешь умереть ради незнакомцев?
— Это разные вещи!
— Нет, не разные. Это суть природы. Более сильный убивает более слабого для выживания. И вы, люди, слабы. Это не хорошо и не плохо, это просто данность. Кроме того, вы сами неплохо справляетесь с убийством себе подобных. Напомнить, кто бежал за тобой на кладбище?
— Помню, — пробубнила я, — я и не говорю, что все люди хорошие, просто… Не все люди убийцы, а вы — раса убийц. Вы все отнимаете жизни, это ужасно.
— Волки тоже всю жизнь убивают, они плохие?
— Вот опять! Это другое!
Мои возмущения развеселили вампира, чего он уже даже не скрывал.
— Ты очень забавная в своей наивности, сразу видно, что росла в четырех стенах. Совсем из дворца не выпускали?
Я насупилась.
— А тебе всё равно, кого убить? Мы все лишь куски мяса?
— В основной массе — да, но всегда есть исключения. Наши расы общаются теснее, чем ты думаешь.
— Прав был Винсент на счёт вас. Вы — бессердечные создания, которым убить — что вздохнуть.
— Да, мнение наёмника-убийцы о моральных качествах вампиров крайне ценно, — покивал Маркус. — Сколько человек он убил, пока вы сюда добирались, спасая, в частности, тебя? А сколько вообще за свою жизнь? Ты ведь даже не знаешь, что из себя представляют маги крови, верно? — с интересом посмотрел он на меня.
Я молча уставилась в ответ, не совсем понимая, о чём он.
— Конечно не знаешь, откуда тебе знать-то. Вряд ли ты задумывалась, что магия крови крайне сложна, и практики в ней нужно огромное количество. Учатся они не в теории и не только на животных. Всех отправленных на казнь людей в Ларминии переправляют в Чёрную Башню на эксперименты. И там не лечением занимаются, поверь мне.
— Что? — с недоверием посмотрела я на него, — отец никогда не одобрил бы такое!
Это просто невозможно… Я не верю! Отец всегда плохо отзывался о боевых магах и о магии крови в частности. Не может быть, чтобы он дал разрешение на эксперименты над живыми людьми. А если такое реально было, значит, его обманули. По-другому просто не могло быть.
— А ты спроси своего дружка-наёмника при случае.
— Вот и спрошу, — надулась я.
Вампир таинственно улыбнулся, но ничего не ответил. Мне говорить тоже не особо хотелось, я и так что-то слишком много себе позволила. И вообще, Маркус совершенно определённо врал, обеляя свою сущность. Подобной бесчеловечной мерзости отец бы не допустил никогда.
Тем временем мы въехали в лес. Высокие кроны деревьев почти полностью закрывали и без того тусклый свет луны. С каждым шагом по петляющей дороге становилось всё темнее и страшнее. Кобыла то и дело фыркала и рыла землю копытом, отказываясь идти дальше. Стало заметно морознее, и руки без перчаток совсем замёрзли. Что-то холодное коснулось лица, а потом снова. Сквозь густые ветки падал снег! Крупные хлопья, чуть видимые во мраке, легко кружились и опускались на замёрзшую землю.
Краем глаза я уловила некое движение. Что-то белёсое мелькало среди стволов, но как только я пыталась вглядеться, оно исчезало за толстыми стволами. Шелест раздался и с другой стороны, совсем близко.
— Что там? — еле слышно прошептала я.
Маркус посмотрел по сторонам, но, ничего особенного не заметив, вопросительно на меня взглянул.
Лёгкий шелест раздался совсем близко. Я резко обернулась, но ничего не могла разглядеть, вот бы мне вампирское зрение! Остановив кобылу, я опять вслушалась, вертя головой по сторонам. И тут я разглядела странного человека: по дороге, волоча за собой ногу, медленно шёл бледный путник в мешковатой одежде. Часть лица закрывали волосы, а на вторую падала глубокая тень, не давая толком вглядеться. Что-то мне не понравилось в нём. Я прямо чувствовала поднимающееся из груди чувство тревоги. Лучше ехать вперёд, да побыстрее.
Ощутив прикосновение к ноге, я резко обернулась — полуразложившееся тело тянуло ко мне оставшуюся руку, поедаемую червями. Пустые ничего не видящие глазницы были обращены ко мне. Труп открыл безгубую челюсть и захрипел, выплевывая остатки внутренностей.
Я заорала во всю глотку. Кобыла дёрнулась и сбросила меня. Удар об землю вышиб весь воздух из легких. Застонав от боли, я попыталась перевернуться и отползти от приближающегося трупа, но меня схватили за руки, от чего я взвизгнула ещё громче.
— Ты чего орёшь? — процедил вампир и встряхнул меня за плечи.
— Мертвецы! — почти плакала я.
Маркус аккуратно поднял меня и поставил на ноги.
— Тут никого нет и не было.
— Но как же… — вытерла я слёзы со щёк, — я видела, один даже дотронулся до меня.
Трясясь и всхлипывая, я попыталась избавиться от мерзкого ощущения прикосновения разлагающегося тела.
— Полагаю, тебя опять выбросило в иной мир.
Он привёл кобылу, успевшую отбежать на достаточное расстояние, и мы двинулись дальше.
— Почему это происходит? — всё ещё дрожа, простонала я, — раньше такого не было, никаких мертвецов, ничего…
— Давно ты видишь?
Я хотела сказать, что на кладбище был первый раз, но вдруг вспомнила странное происшествие в лесу, когда мы собирали травы.
— Был один раз с месяц назад, наверное, я не уверена. Просто тоже пошёл снег, и лес сильно изменился, я не могла выбраться, так испугалась, что… — я затихла и покачала головой.
— Это часть магии оракулов, — пояснил он, — странность в том, что ментальный переход очень сложен, обычно такие молодые колдуны не способны осилить его. Хотя сильные душевные потрясения могут спровоцировать.
— Например, смерть родителей? — пересилив себя, спросила я.
Мне казалось, что если я не буду думать и говорить об этом вслух, то как-будто этого и не было. Первый раз во взгляде вампира я увидела сочувствие.
— Это пройдёт. Не сразу, но пройдёт. Поверь, я знаю, о чем говорю. Моих родителей убили.
— Оу, давно?
— Достаточно. Ты о них скорее всего читала в исторических книгах. Деметриус и Лералия.
Я охнула, я ведь и правда их знала! Это же та самая королева, после убийства которой война и началась. И король, впавший после этого в безумство и ярость, но тогда…
— Так ты сын прошлого короля? Но они погибли так давно, — охнула я, и следующий вопрос сорвался сам собой, — сколько же тебе лет?
— Триста четыре, если быть точным.
Ого! Я