– Чудесно, – ответил я. – Давай сделаем это.
Я уже направился к двери, когда зазвонил мой телефон. Семейный адвокат Альберт Бернар.
– Привет, Берни. Кто на сей раз мною недоволен?
– Сегодня никто, но еще рано.
– Прогресс. А что с фондом?
Вместо того чтобы сидеть на своей куче денег или тратить их впустую, я основал фонд поддержки подростков с нетрадиционной ориентацией, которых выгнали из дома. Фонд помогал найти им пристанище, остаться в школе или найти работу. Я никогда не смогу быть таким хорошим и добрым от природы, как Ривер, но зато могу давать деньги добрым людям на благие цели.
– Организация фонда идет довольно успешно, – ответил месье Бернар.
– Отлично. Но у меня сейчас выступление перед двумя сотнями человек. Если это не срочно, могу я перезвонить?
– Я вас не задержу. Хотел только передать, что связывался с вашими родителями.
– Да ладно. – Моя рука потянулась к пустому карману.
– Да. Они попросили меня передать две просьбы. Во-первых, не использовать свое настоящее имя в книге.
Во мне закипел гнев, и в душу начал закрадываться холод.
– Я не могу переиздать книгу под другим именем. Нелепость.
– Я пытался им это объяснить, но они непреклонны. Они недовольны, в частности, тем, что книга с их фамилией на обложке запрещена в некоторых кругах из-за подробных описаний секса и употребления наркотиков.
Я стиснул зубы.
– А вторая просьба?
– До их сведения дошло, что вы намерены опубликовать интервью с подробностями вашего пребывания на Аляске.
– Ты говоришь так, как будто я просто провел каникулы в дикой природе. Мое пребывание на Аляске называлось конверсионной терапией, Бернар, и оно меня чуть не убило. И поскольку подобные программы все еще существуют, самое меньшее, что я могу сделать, это приложить все силы к их закрытию.
– Понимаю. Я всего лишь передаю их опасения. Они считают, что это выставит семью в нелестном свете, если только в интервью не вставят их версию истории.
– Их версию… – У меня от шока округлились глаза. – Без разницы. Скажи им, что они вольны рассказать свою версию истории, Берни. Они могут поделиться со всем миром тем, как у них родился сын-гей, но они не хотели, чтобы он был геем, поэтому на полгода отправили его на пытки, после которых потребовался год лечебницы, и в итоге их сын отказался от лучшего, что когда-либо случалось в его жизни. Ему пришлось убежать от единственного человека, которого он полюбил, потому что не чувствовал себя достойным, потому что подверг этого человека опасности и потому что скорее умрет, чем сделает это снова. Расскажи им это.
Я прекратил свою тираду, чтобы перевести дыхание. Метте и Эллиот уставились на меня широко раскрытыми глазами, а затем быстро притворились, что занимаются своими делами.
– Мистер Пэриш, – тихо начал Берни. – Они попросили меня передать вам, что, если вы дадите это интервью и не удалите имя Пэришей из книги… они намерены от вас отречься.
Я сделал шаг назад, кровь застыла у меня в жилах; снова зазвучал старый шепот.
Бесполезный. Ты им не нужен. Никому не нужен.
Я с трудом сглотнул.
– Это… глупо. Они опоздали. Я уже получил их деньги, и мне двадцать один год. Они не могут отречься от меня…
– Разумеется, это символический жест, – тихо сказал Бернар.
– Они не хотят, чтобы я носил их фамилию.
– Если вкратце.
Я прислонился к стене кабинета, настолько крепко сжимая телефон в руке, что заболели костяшки пальцев.
– А как насчет моих тети и дяди? От них есть какие-нибудь известия?
Меня убивало, как жалко прозвучал голос. Слабый, отчаянный. После моего отъезда из Санта-Круза Редж и Мэгс вернулись в свой особняк во Флориде. У них не было никакой возможности связаться со мной, кроме как через Бернара.
– Нет, от них ничего не слышно.
Я кивнул, сознавая, что меня ждут Метте и Эллиот.
– Забудь, что я просил тебя передать моим родителям, – сказал я. – Вот мой ответ на обе их просьбы: Да пошли вы и валите к черту! А теперь прошу меня извинить, мне нужно читать свою запрещенную книгу.
Я завершил звонок, выключил телефон и дрожащими руками сунул его в карман. Вспомнился совет моего психотерапевта: начинать дышать, когда слышу шепот в голове, прислушиваться не к нему, а к тихим вдохам и выдохам.
Я жив. Я все еще здесь.
Когда внутри потеплело, я заставил себя широко улыбнуться Метте и Эллиоту.
– Прошу прощения. Небольшие неприятности с семьей.
– С тобой все в порядке? – спросила Метте.
– Нет, – ответил я с благодарной улыбкой. – Но будет.
Метте мягко улыбнулась и вложила мне в руку экземпляр «Богов полуночи».
– Они тебя полюбят.
И это не пустяки, – подумал я и вышел на сцену.
Раздался гром аплодисментов, сопровождаемый несколькими одобрительными возгласами и свистом. Меня окатило ободрением и радостным ожиданием… и я чуть не развернулся обратно. Но сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вцепился обеими руками в край трибуны.
– Привет, меня зовут Холден, и я алкоголик, – начал я. – Упс, не та группа.
По толпе прокатился смех.
– Очень странно видеть, что вас здесь так много ради меня и моей маленькой мятежной книжки, но спасибо, что пришли.
Еще один взрыв приветствий и аплодисментов; улыбающиеся лица ждут, что я скажу.
– Я должен был прочитать «Богов полуночи», но передумал. Если вы читали эту книгу, вам будет скучно. А если нет, то только испорчу вам первое впечатление. Кроме того, мне нет необходимости читать свои собственные фантазии вслух. Я могу дрочить в любое время, когда захочу, что и делаю. Аудитория для этого не нужна.
Снова смех и несколько свистков.
– Вместо чтения лучше прямо перейду к вопросам и ответам.
Поднялась сотня рук.
– Если вопрос о концовке, опустите руку.
Девяносто процентов рук опустились. Я рассмеялся.
– У вас есть своя концовка. А свою я вам не скажу. Следующий вопрос.
По толпе пронеслись несколько добродушных возгласов и смешков, а сзади поднял руку какой-то парень, одетый в темную куртку и бейсболку.
– Джулс страдает от довольно сильной наркотической и алкогольной зависимости, – произнес он. Его голос показался мне смутно знакомым. – Вы сказали, что эта книга – вымышленные мемуары. Если это не слишком личное, основан ли какой-нибудь из персонажей на реальном опыте?
