Лиама, готового к войне. Он быстро оглядел меня с ног до головы. Его глаза сияли, как зеленые бриллианты на солнце, и улыбка расплылась по его лицу. Он выглядел так, словно пытается сдержать себя.
— Во что, черт возьми, ты одет? Мы направляемся в джунгли, но будем защищаться ружьями, а не стрелами, — сказала я в голос.
— Ты можешь убить их своими туфлями, если хочешь, я рад, что ты здесь, — сказал он, садясь передо мной. Он сжал мою руку. — По-настоящему счастлив.
— Говоря об убийстве, Нил рассказал мне кое-что очень интересное. — Я ухмыльнулась, делая глоток. Его глаза расширились, прежде чем он повернулся к Нилу, который замер, как будто забыл о своем признании. Я скучала по своему прежнему «я». Я ненавидела эту кровать и не хотела думать об этом. Мне нужно было быть собой.
— Я могу объяснить…
— Не беспокойся. Я думала об этом, и я частично простила тебя. — Я понимала, зачем он так поступил, но это не означало, что мне нравилось, когда мной манипулировали.
— Частично? — Спросил Лиам с улыбкой.
Он не мог перестать улыбаться мне, и это чертовски бесило меня. Да, я разговаривала. Ему нужно было перестать смотреть на меня так, как будто он хотел трахнуть меня через стол.
Часть меня знала, что я веду себя так только потому, что не знаю, как объяснить свои чувства. Я понимала, что он чувствовал, потому что сама это чувствовала. Я больше не была ходячим мертвецом.
— Я Мелоди Никки Джованни-Каллахан, это означает, что я должна отомстить, с тобой, муж.
— Я с нетерпением жду этого.
Пока Джинкс поднимал нас в небо, я смотрела на солнце сквозь облака. Лиаму понравится моя месть, но не раньше, чем я заставлю Сейдж дорого заплатить. Око за око, жизнь за жизнь.
ГЛАВА 31
«Я думаю, что я сыграла много жертв, но именно этому посвящена большая часть жизней женщин».
— Джоди Фостер
АДРИАНА
Ей не нужно было ничего говорить, все, что она сделала, это протянула билет на самолет. Она не заставила бы меня уйти. Она даже не спросила, это был мой выбор, и я просто взяла его у нее и вышлп из ее спальни. Из всех людей в команде Мел я была единственной, кого она когда-либо отпустила бы, если бы я захотел. До Лиама мне было единственной позволено видеть ее, когда она была подавлена, когда у нее были свои черные дни.
Она никогда не была такой, как сейчас, когда она даже не могла встать с кровати. То, что она делала с теми, кто переходил ей дорогу в ее темные дни, было на грани безумия. Я, с другой стороны, тоже не была нормальной. Когда-то, давным-давно, я была нормальной. Я была жизнерадостной, опрятной и, скорее всего, раздражающей, как и любой другой подросток. Но все изменилось в тот день, когда мой отец залез в долги.
Войдя в свою спальню, я достала нож и набор для макияжа, изо всех сил стараясь скрыть эти воспоминания, но они никогда не уходили. Ничто и никогда не заставит тебя забыть, что твой отец продал тебя, как скот. Я даже не знала, что такое дерьмо случается с людьми в Америке.
Это было почти иронично, что "Заложница" был последним фильмом, который я посмотрела перед тем, как меня саму украли прямо из моей комнаты. Но мой отец был не за океаном. Нет, он стоял в дверях с опущенной головой, когда они пришли за мной. Я брыкалась, я кричала, я звала его и мою мать, но они отвернулись. Если бы я не разговаривала с Мел по телефону, у меня действительно не было бы никакой надежды.
Мы обе были первокурсницами в колледже, и все держались от нее подальше. Как будто она была луной, и они глазели на нее издалека. И точно так же, как луна, она была холодной, отстраненной и совершенно пугающей. У нас обеих не было причин разговаривать, если бы не какой-то школьный проект. Она никогда по-настоящему не разговаривала со мной, когда мы работали, а я тогда была отбросом, так что все обошлось.
В ту ночь я звала своих родителей, а когда они отвернулись, я закричала так громко, как только могла, в телефон, который остался на моей кровати. Они запихнули меня на заднее сиденье своей машины и вкололи мне наркотики, которые выключили меня.
Первая ночь была самой худшей. Все они по очереди издевались надо мной. Я плакала, меня рвало, я молилась о смерти, но это был только первый день. Девушки, которые были там дольше, просто чахли в кроватях, так сильно, что даже не могли подняться.
Я знала, что не закончу так же, как они. Я поклялась, что не стану такой, как они. Я планировала покончить с собой, как только у меня появится шанс. Когда на второй день ко мне пришли следующие гости, они смеялись надо мной, когда я боролась с цепями. Им нравились бойцы, им нравилось ломать их, и как только они спускали штаны, повсюду летели пули.
Они казались ангелами смерти, расстреливающими свиней, осмелившихся назвать себя людьми. Все произошло так быстро, что я даже не была уверена, в своем ли я уме. Я думала, что мой разум просто пытается защитить меня. Так было до тех пор, пока я не увидела ее. Она вошла, огляделась, пока не встретилась со мной взглядом, и я никогда не чувствовала такого отвращения к себе. Я заплакала, а она просто подошла ко мне и отдала свою белую куртку.
Она сказала мне:
— Пока я жива, с тобой этого больше никогда не случится.
Это было начало. Она взяла меня к себе и заставила пройти курс терапии, в то время как сама лично надирала мне задницу, тренируя изо дня в день в течение полутора лет. Тогда мне казалось, что прошло всего несколько недель. Когда мне стало лучше, в том смысле, что я больше не плакала днем и не блевала ночью, она сказала мне, что я могу уходить. Но куда я
