— И это все?
— Да, больше я ничего не знаю. Обычно они друг с другом отлично уживались.
— А как насчет остальных участников?
— То же самое. Конечно, случались разногласия. Так всегда бывает, когда коллектив слишком много времени толчется в одном пространстве. Но они не вцеплялись друг другу в глотку, если вы об этом. Я бы сказала так: для музыкальной группы эти ребята вели себя очень прилично. А я-то в свое время навидалась дурного поведения.
— А после того, как вы вошли в группу?
— Все относились ко мне с уважением. И это до сих пор так.
— Остальные члены группы — какие они были люди?
— Ну, Вик был чувствительный поэт. Робин, как я говорила, интеллектуал и мистик. Рэг был сердитый молодой человек. Парень из рабочего класса, всегда готовый ввязаться в драку. Теперь он этим в общем-то переболел. Думаю, сыграли роль несколько миллионов фунтов. А Терри был тихоня. Тяжелое детство: его отец умер, когда он был совсем маленький, а мать у него была по-настоящему странная. Она даже, по-моему, в конце концов попала в сумасшедший дом. Он очень переживал и особенно на эту тему не распространялся. Похоже, тогда он был получше остальных приспособлен к жизни. По крайней мере, ему удавалось время от времени улыбаться и разговаривать по-человечески. Ну, а Эдриан был шутник, любитель поразвлечься. Он по-прежнему такой. Большой весельчак.
— А вы?
Таня приподняла изящно изогнутую бровь:
— Я? Я была загадочная личность.
Бэнкс улыбнулся:
— А ваши близкие отношения с Крисом Адамсом?..
— Постепенно сошли на нет. В те первые два-три года у нас был жесткий график. Трудно было сохранить такие отношения. Мы постоянно или гастролировали, или записывались. Но мы с ним всегда оставались друзьями. До сих пор остаемся.
— В ту ночь, когда утонул Роберт Мёрчент, — вернулся к теме Бэнкс, — вы действительно ожидали, что полиция поверит, будто все вы крепко спали у себя в постелях?
Казалось, ее поразил этот вопрос, но ответила она без особых колебаний:
— Но они ведь поверили. Смерть от несчастного случая.
— Но вы-то не спали, верно? — настаивал Бэнкс, стреляя во тьму, но надеясь попасть в цель.
Таня посмотрела на него, в зеленых глазах читалось смущение. Он видел, что она пытается оценить его, понять, что ему известно и как он мог это узнать.
— Это было давно, — произнесла она. — Я не помню.
— Перестаньте, Таня, — сказал Бэнкс. — Почему все вы лгали?
— Господи помилуй, никто не лгал. — Она покачала головой, затягиваясь сигаретой. — Да какого черта! Так было проще, вот и все. Никто из нас не убивал Робина. Мы это знали. Зачем? Если бы мы сказали, что все шлялись туда-сюда, нам бы задали еще больше дурацких вопросов. А мы были никакие. Всем просто хотелось, чтобы нас оставили в покое.
— И что же произошло на самом деле?
— Я правда не знаю. Я была пьяная, если уж на то пошло.
— Наркотики?
— Кое-кто из остальных — да. Не без этого. А я всегда предпочитала водку. Хотите верьте, хотите нет, но я никогда ничего другого не употребляла. Ну, разве что иногда покуривала травку. Дом был большой, народу полно. Невозможно было за всеми уследить, даже если захотеть.
— Снаружи, у бассейна, были люди?
— Я не знаю. Я там не была. Если кто и увидел в бассейне Робина, то они поняли, что уже слишком поздно и ему уже не поможешь.
— И вы оставили его в воде, пока наутро не явился садовник?
— Это вы так говорите. Я этого не утверждаю. Я его там не видела и не могу точно сказать, видел ли кто-нибудь.
— Но кто-то мог видеть?
— Разумеется, мог. Но какой от этого толк? Тем более теперь.
— И кто-то мог его столкнуть.
— Ради всего святого! Зачем?
— Я не знаю. Может быть, в отношениях между присутствующими не все было так идиллически, как вы меня уверяете.
Таня выпрямилась:
— Слушайте, с меня хватит. Вы приходите ко мне в дом, называете меня лгуньей…
— Я не единственный, кто вас так называет. Вы тоже признались, что лгали полиции в семидесятом году. Почему я должен верить вам теперь?
— Потому что я говорю правду. Я совершенно не могу себе представить, зачем бы кому-то из нас желать Робину смерти.
— Я просто пытаюсь нащупать связь между прошлым и настоящим.
— А может, ее и нет? Вы об этом не подумали?
— Да, думал. Но поставьте себя на мое место. Есть одно несомненное убийство — в сентябре шестьдесят девятого, и, хотя преступника поймали и посадили в тюрьму, у меня все же остается место для сомнений. И еще одна смерть — в июне семидесятого, тогда ее с легкостью объяснили несчастным случаем, но теперь вы мне говорите, что участники затянувшейся вечеринки всю ночь шлялись туда-сюда, а значит, и в этом случае могут возникнуть сомнения. И общий знаменатель всех этих событий — «Мэд Хэттерс». Ник Барбер собирался писать о них статью, главным образом — о Вике Гривзе, и он, Барбер, упомянул о каком-то убийстве.
Таня затянулась, размышляя.
— Слушайте, — сказала она. — Я понимаю, вы изложили события так, что это и правда звучит подозрительно. Но это — просто совпадения. Я была на той вечеринке, когда умер Робин, и я не помню никаких ссор. Все развлекались, только и всего. Мы все улеглись. Я тогда была с Крисом. Заснуть было трудно, ночь была жаркая. Кто-то мог сходить взять что-нибудь пожевать. Может, они бродили, совершали набеги на холодильник. Я хочу сказать, что слышала, как люди ходят туда-сюда. Голоса. Смех. У Вика, как всегда, был трип. Может, кто-то из группы обменивался партнершами. Так бывало.
— Значит, вы не спали всю ночь как ангел?
— Ну конечно.
— И Крис Адамс все время был с вами?
— Да.
— Бросьте, Таня.
— Ну… может, и не каждую минуту.
— То есть в какой-то момент вы проснулись, а его не было рядом?
— Не так. Господи, да вы что, теперь пытаетесь обвинить Криса? Что с вами?
— Верьте или нет, — проговорил Бэнкс, — но я просто пытаюсь докопаться до истины. Может быть, вы развлекались. Может быть, кто-то резвился с Робином у бассейна и тот поскользнулся и упал в воду. Несчастный случай.
— Тогда какое это сейчас имеет значение? Даже если Робин был у бассейна не один. Все равно это был несчастный случай. Какая разница?
— Если кто-то чувствовал угрозу, боялся, что правда раскроется, а Ник Барбер был близок к разгадке, то… — Бэнкс развел руками.
— А другого объяснения быть не может?
— Например?
