class="a">[256] и Каани[257] за то, что они развращали общество своей льстивой поэзией. Характерно, что, критикуя иранских поэтов, Зайн ал-Абидин одновременно ратовал за коренное изменение назначения поэзии, ее отношения к жизни. Он призывал поэтов обратиться к проблемам, которые, по его мнению, являлись действительно острыми и важными для общества. Одной из таких проблем было развитие национальной промышленности. «Сегодня затих тот базар, где продавались “змеи-локоны” и “гиацинты-чолки”, — иронизируя над традиционными поэтическими образами, пишет Зайн ал-Абидин, — исчезли “талии, тонкие как волос”, сломался “лук бровей”, и глаза, подобные глазам газели, не трепещут перед этим луком. Пришло время говорить об угле из шахт вместо того, чтобы славить “родинку у губ”. Хватит твердить о “станах, подобных кипарису”, — слагай песни о соснах и ореховых деревьях Мазандерана! Отпусти “полу сереброгрудых красавиц” и воспой лоно рудников с железом и серебром! Сверни “ковер пиров и увеселений” — разверни отечественное ковроткацкое производство! Сегодня время наслаждаться звуком железнодорожных свистков, а не соловьиными трелями в роще. Оставь мутящее разум вино бесстыжему виночерпию — позаботься о прогрессе и расцвете отечественной виноторговли. Безнадежно устарели притчи о свече и мотыльке — так рассказывай о создании фабрики стеариновых свечей! Предоставь влюбленным болтовню о “сахарных устах” — начни песни о сахарной свекле!» (стр. 121).
Выдвигая типично буржуазную программу возрождения страны, призывая к объединению купцов в торговые компании, к созданию акционерных обществ, к разработке природных богатств, к строительству железных дорог, заводов и фабрик, к ограничению иностранного капитала и покровительству отечественному, Зайн ал-Абидин был искренне убежден в том, что защищает интересы всего народа, о чем он сам неоднократно упоминал в романе. И действительно, в этом он был похож на буржуазных просветителей других стран, которые выступали в условиях зачаточных или незрелых капиталистических отношений. Разъясняя характер идеологии русского просветителя-буржуа Скалдина, В. И. Ленин писал: «Нельзя забывать, что в ту пору, когда писали просветители XVIII века (которых общепризнанное мнение относит к вожакам буржуазии), когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками. Новые общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в зародышевом состоянии. Никакого своекорыстия поэтому тогда в идеологах буржуазии не проявлялось; напротив, и на Западе и в России они совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного».[258]
Зайн ал-Абидин не был ни политическим деятелем, ни теоретиком, поэтому он не имел стройной политической программы. Живя в России, он мог читать на русском языке различные социологические работы, которые безусловно способствовали формированию его взглядов в этой области. В его романе мы находим, например, повторение модных во второй половине XIX в. социологических воззрений позитивиста Спенсера. Сочинение последнего «Основания социологии», в котором проводится аналогия между устройством государства и человеческим организмом, а функции различных классов и сословий сравниваются с функциями органов человека, в последней четверти XIX в. было доступно в России широкому кругу читателей, в том числе автору «Путешествия Ибрахим-бека». Плоскую и апологетическую по отношению к буржуазному обществу теорию Спенсера Зайн ал-Абидин, конечно, воспроизводит с известными изменениями, приноравливая ее к условиям и традициям мусульманской страны. Неслучайно многие рассуждения такого рода восходят к произведениям персидских и арабских классиков, которые в свою очередь заимствовали их у древнегреческих философов.
Что касается конкретных политических требований, то у Зайн ал-Абидина они были достаточно умеренны. Он довольствовался компромиссной формой «просвещенной», конституционной монархии. При этом наилучший образец ее он видел в Японии (такой же азиатской стране, как Иран), которая в конце XIX в. быстро пошла по пути промышленного развития и независимости. Не понимая сущности буржуазной революции, происшедшей в Японии, Зайн ал-Абидин полагал, что все решила конституция, пожалованная японскому народу императором, который якобы сам убедился в преимуществах парламентского управления. Зайн ал-Абидин рассчитывал, что так же поступит и наследник иранского престола Музаффар ад-Дин, которого он наделял лучшими качествами. В третьей части романа, вышедшей в 1909 г. он неоднократно воздает хвалу Музаффар ад-Дину, «подарившему» стране конституцию, и провозглашает необходимость беспрекословного повиновения шаху.
При всей умеренности политических требований выдвинутый Зайн ал-Абидином проект основного закона все же содержал в себе важные пункты, которые должны были, по его мнению, обеспечить развитие культуры и национальной промышленности, а также свободу и равенство всех граждан. Этот проект включал четыре основных раздела. В первом разделе говорилось об обязанностях иранского государства (правительства) по отношению к родине, которые сводились к обеспечению свободы и независимости Ирана, поддержанию порядка внутри страны. Во втором разделе в качестве главной обязанности иранского государства (правительства) по отношению к своим подданным провозглашалось обеспечение неприкосновенности личности и частной собственности. Третий раздел определял состав и права законодательного и исполнительного органов, главой которых являлся шах, а четвертый раздел — права и обязанности иранских подданных.
В дальнейшем Зайн ал-Абидин развернул эти четыре раздела в пятьдесят параграфов. Часть из них имела абстрактный характер и представляла собой рассуждения автора, например, о необходимости ставить у власти образованных и достойных людей. Другая часть содержала конкретные указания относительно тех или иных функций правительства.
То, что Зайн ал-Абидин, беспощадно критикуя иранский феодализм и отвергая абсолютистский строй, стоял, однако, лишь за ограничение монархии, было весьма характерной чертой многих буржуазных просветителей, что хорошо подметил Ф. Меринг. Он писал: «Проводить свои цели при дворе, осуществлять их при помощи государей — такая тактика характеризует определенную историческую и довольно продолжительную фазу развития буржуазного просвящения».[259] К этой группе просветителей относился и Зайн ал-Абидин.
Несмотря на слабые выводы, к которым приходил писатель, его просветительство имело активный, боевой характер. Герой романа Ибрахим-бек не просто путешествует по Ирану, фиксируя в дневнике ужасные беспорядки, он выступает с пламенными призывами к активным действиям:
«Всякий, кто видит подобные безобразия и не говорит о них прямо, не достоин носить имя патриота! Разве я могу со своими убеждениями стать в один ряд с людьми, отмахивающимися фразой: “Мое дело — сторона...”, с людьми, которых я не раз осыпал проклятиями и подвергал уничижению на страницах моего дневника? Разве я могу присоединиться к группе этих недальновидных людей? Если бы пятьдесят лет тому назад все мои соотечественники, презрев корыстные и личные расчеты, прямо назвали бы плохое плохим, а хорошее хорошим, то сегодня многие непотребные дела были бы выправлены. Наш несчастный народ не зависел бы от злой воли любого губернатора или начальника полиции, а
