«Поворачивай, сука!» — мысленно воскликнула Бриттон.
Вдруг судно вздыбилось и содрогнулось. Столб отвратительного желтого дыма поднялся на носу, горячий металл полетел вверх, прочерчивая в воздухе светящиеся полосы. Сразу последовал громоподобный удар. Взлетела вверх одна из грузовых стрел и, вращаясь, упала обратно, хлестнув по палубе металлическими тросами. Потом впереди судна взметнулись гейзеры от снарядов, не попавших в цель.
Все замерли, пораженные смертельным страхом. Первой пришла в себя Бриттон. Она подняла бинокль и обследовала носовую часть. По меньшей мере один снаряд попал в полубак. Когда огромный корабль поднимался на следующую волну, она увидела в ярком лунном свете, что вода вливается в открытый ящик для якорной цепи и выливается из рваного отверстия довольно высоко над ватерлинией.
— Общая тревога, — скомандовала она. — Мистер Хоуэлл, пошлите на нос команду для оценки повреждений. Соберите пожарную команду с пенными огнетушителями и с детектором метана. Натянуть спасательный трос на главной палубе от носа до кормы.
— Есть, мэм.
Почти непроизвольно она взглянула на Глинна.
— Заглушите двигатели, — сказал он тихо. — Развернитесь от ветра. Отключите подавление. Сделайте вид, что судно сильно повреждено. Это остановит стрельбу, по крайней мере на ближайшее время. Всего на пять минут, а потом продолжим путь. Это заставит его повторить пристрелку. Нам необходимо дойти до этих ледовых островов.
Бриттон следила, как он подошел к своему оператору и стал с ним тихо совещаться.
— Мистер Хоуэлл, стоп машина. Лево руля тридцать градусов.
В силу огромной инерционности судно продолжало двигаться вперед, медленно поворачивая. Бриттон посмотрела на Ллойда. Его лицо стало серого цвета, словно обстрел потряс его до самых глубин. Возможно, он поверил, что пришло его время умирать. Возможно, он думал о том, как будет тонуть в холодной черной воде глубиной в две мили. Ей и раньше доводилось видеть такие лица на других кораблях, в другие шторма. Зрелище непривлекательное.
Бриттон перевела взгляд на радар. На экране было множество отражений в море, но они тут же исчезали, как только «Ролвааг» поднимался на волне. Они были теперь в двадцати пяти милях от границы льдов и от пары ледовых островов. Боковая волна замедляла движение чилийца примерно на один узел, но тем не менее он продолжал постоянно и непреклонно сокращать расстояние между ними. Глядя на бушующие волны, Бриттон удивлялась, как удается эсминцу оставаться на плаву.
Вдруг дверь на мостик распахнулась, и в проеме появился Макферлейн. Он сделал шаг вперед, следом вошла Рейчел.
— Метеорит, — проговорил, с трудом переводя дух, Макферлейн, лицо которого выражало сильное волнение.
— Что с метеоритом? — резко спросил Глинн.
— Он высвобождается.
«Ролвааг»
15 часов 55 минут
Глинн слушал, как Макферлейн, задыхаясь, рассказывал свою историю, и испытывал незнакомое и неприятное чувство недоумения. Но он повернулся к телефону, как всегда неторопливым и экономным движением.
— Лазарет? Дайте Гарсу.
Через минуту послышался ослабевший голос Гарсы:
— Да?
— Это Глинн. Метеорит разорвал путы. Возьми Стоунсайфера с аварийной командой и сразу сам веди их вниз.
— Понял, сэр.
— Есть кое-что еще, — сказал Макферлейн, все еще прерывисто дыша.
Глинн повернулся к нему.
— Камень реагирует на соль. На соль, не на прикосновение. Это соль вызвала разряд, погубивший команду Гарсы. Мы с Рейчел покрыли оплетку метеорита непромокаемым материалом. И что бы вы ни делали, ради бога, не позволяйте попадать на него соленой воде. Он до сих пор излучает радиопомехи. Радиосвязь будет нестабильной еще около часа.
Глинн выслушал это, поднял трубку телефона и снова стал говорить с Гарсой. Когда он уже заканчивал разговор, то услышал невнятное бормотание на другом конце провода, которое оборвалось гнусавым возмущенным голосом Брамбелла:
— Что за дьявольщина? Я запрещаю этому человеку покидать лазарет. У него травма головы, сотрясение мозга, растяжение запястья и…
— Довольно разговоров, доктор. Мне необходим опыт Гарсы, чего бы это ни стоило.
— Мистер Глинн…
— От этого зависит выживание судна.
Он положил трубку и взглянул на Бриттон.
— Есть какая-нибудь возможность уменьшить крен судна при такой волне?
Бриттон покачала головой.
— Перемещение балласта увеличит нестабильность судна.
«Ролвааг» продолжал продвижение на юг. Яростное море попеременно закапывало его в воду с главной палубой, а потом выкидывало ввысь, и вода с палубы неслась вниз. Два контейнера сорвались с креплений и были смыты за борт, ослабло крепление еще нескольких, и они обрели подвижность.
— Что это были за взрывы, черт побери? — спросил Глинна Макферлейн.
— Нас обстрелял чилийский корабль.
Он посмотрел на Макферлейна, потом на Амиру.
— Есть идеи, почему соль воздействует на метеорит?
— Это не выглядит как химическая реакция, — сказал Макферлейн. — Вещество метеорита не поглощается при взрывах. И уж точно там не было столько соли, чтобы генерировать такой взрыв.
Глинн посмотрел на Амиру.
— Взрыв был слишком сильным для результата химической или каталитической реакции, — объяснила она.
— Какие еще реакции могут быть? Ядерная?
— Это тоже маловероятно. Мне кажется, что мы смотрим на проблему не под тем углом.
Глинну это было не впервой. Ум Амиры имел тенденцию совершать неожиданные кульбиты, что свойственно гениям или идиотам. Это было одной из причин, почему он нанял Амиру на работу. И даже в таких экстремальных условиях осмотрительность не позволила ему игнорировать ее замечание.
— Как это? — спросил он.
— Это только ощущение. Мы все пытаемся понять его, думая о нем как о метеорите. Нам нужно на него посмотреть с его точки зрения. Соль ему нужна для чего-то опасного или… просто необходимого.
Голос Хоуэлла прервал наступившее молчание.
— Капитан, с «Рамиреса» сделано несколько пристрелочных выстрелов, — сообщил первый помощник, склонившийся над экраном радара.
Все остолбенели. Но он поднял голову и улыбнулся.
— Нас закрывает от «Рамиреса» снежный заряд. Мерзавцы нас не видят, капитан. Они действуют вслепую.
— Право руля, курс один-девять-ноль, — скомандовала Бриттон.
Глинн подошел к карте глобальной системы навигации и стал изучать размещение на ней зеленых точек. Шахматная игра подошла к концу. На доске осталось лишь несколько фигур. И их судьбу определяли всего четыре фактора: два судна, шторм и лед. Глинн интенсивно изучал их в течение тридцати минут. Позиции двух кораблей за это время изменились незначительно. Он сконцентрировал свой ум, закрыл глаза, мысленно восстановил картину расположения зеленых точек. Простота влекла за собой убийственную нехватку вариантов. Как шахматист Глинн мысленно проигрывал каждую из возможных последовательностей действий. Все, кроме одной, вели к неминуемой гибели. Вероятность успеха в этой единственной была ничтожно малой. Чтобы игра удалась, все должно быть сделано безупречно. И еще необходима удача. Глинн ненавидел полагаться на авось. Стратегия, которая рассчитана на везение, часто оказывается пагубной. А теперь ему больше всего нужно то, что он больше всего ненавидел.
