Книга Горби. Крах советской империи - Строуб Тэлботт

Через неделю после переворота, 29 августа, Вадим Медведев позвонил мне в тот самый момент, когда я собирался пойти к Сенокосовым поужинать. Не могу ли я немедленно приехать в Кремль? Я запротестовал: я занят. У меня нет шофера. Как я попаду в Кремль? «Скажите мне свой регистрационный номер, чтобы я мог предупредить охрану и велеть пропустить вас». Я не мог его вспомнить (номер был «СМД1002» – самый простой, какой можно было получить). «Вывесите на машине ваш национальный флаг», – сказал он. Я не мог его найти.

Надо ли говорить, что несмотря на это охрана впустила меня в Боровицкие ворота на пустынные подступы к самому Кремлю. Когда я добрался до кабинета Медведева в служебном здании XIX века, где жил Ленин и работал Сталин, он без дальнейших предисловий сообщил мне, что меня хочет видеть Горбачев. После продолжительного ожидания, во время которого он рассказал мне о том, что с ним было во время путча, мы пошли по слабо освещенным коридорам с высокими потолками к Горбачеву.

Мы уселись втроем в сером строгом кабинете Горбачева. Он был переутомлен, говорил почти бессвязно, его южный акцент был более заметен, чем когда-либо, речь изобиловала пропусками подразумеваемых слов. Я едва понимал его. И он и Медведев, казалось, были близки к панике. Они все еще не освободились от напряжения путча. Горбачев начал с путаного описания политической ситуации. После хаоса предыдущей недели обстановка нормализуется. Заговорщиков обвинили в государственной измене, что влечет за собой смертную казнь. Но – он сказал это с явным одобрением – в его почте огромное количество писем, требующих отмены смертной казни.

В первый и, вероятно, единственный раз я услышал от него похвалу своему сопернику. Некоторые критикуют Ельцина за то, что он действовал неконституционно. Но это несправедливо: как можно соблюдать все правила в обстановке такого кризиса, сказал он.

Затем перешел к сути дела. Страна находится на грани финансового краха. Долговые обязательства Советского Союза составляют 17 миллиардов долларов. Ожидается, что экспорт за последние четыре месяца 1991 года принесет лишь 7,5 миллиарда долларов. Еще 2 миллиарда можно будет получить по оставшимся кредитным линиям. Разрыв равен 7,5 миллиарда долларов. Поэтому Горбачеву необходимы в ближайшие несколько недель 2 миллиарда новых кредитов от Запада, а после этого – реструктуризация советского долга. Советскому Союзу нужна также срочная помощь продовольствием и фармацевтическими препаратами.

До путча, напомнил он мне, на Западе выдвигались два довода против предоставления кредитов Советскому Союзу: кредиты укрепят тоталитарные структуры страны и таким образом замедлят реформы; деньги попросту исчезнут в какой-нибудь «черной дыре». Но после демократической победы первый аргумент отпадает сам собой, а ответ на второй – дело чисто техническое. Запад потратил, по меньшей мере, 100 миллиардов долларов на финансирование войны в Персидском заливе. Так что он, уж конечно, может себе позволить профинансировать достижение куда более важной цели – создание стабильной советской демократии? Я обещал доложить все это в Лондон, не питая особой надежды на то, что его просьбы будут удовлетворены.

* * *

Джон Мэйджор прибыл в Москву через три дня после этого, в воскресенье 1 сентября. Он был первым иностранным деятелем, сделавшим этот шаг после путча. Накануне вечером Москва находилась во власти фестиваля поп-музыки: группы рок-музыкантов разместились на ступеньках Белого дома; тут же были, как всегда, молодые и пожилые поэты. Транспорт был парализован. Толпа на Красной площади была настроена весело и празднично, но вела себя спокойно. Никто не выставлял никаких патриотических символов, хотя через толпу носились на очень большой скорости юнцы на роликах, за спиной которых развевались русские флаги. Милиции не было совсем. В темноте над Манежной площадью висел воздушный шар. Половину фасада гостиницы «Москва» закрывало огромное изображение Святого Георгия, покровителя Москвы, убивающего дракона.

Русским так же не терпелось увидеть Мэйджора, как и ему – их. Он повидался в Москве почти со всеми влиятельными лицами, не находившимися в тюрьме. Сначала он посетил человека, который все еще был Президентом Советского Союза. Горбачев был в своем кремлевском кабинете, загорелый и как всегда веселый. Норма Мэйджор и Джилл крепко его поцеловали в знак облегчения, что снова видят его. Он объяснил, что путч провалился потому, что заговорщики недооценили президента, российское правительство, простой народ и свою собственную власть над армией. Эта история была ему уроком: он не придавал должного значения необходимости поддержки либералов. Его порадовало то, как молодежь выступила в поддержку демократии. Теперь виновные должны быть наказаны по закону. Но он сторонник милосердия: не следует наказывать тех, кто просто сбился с пути. Простые люди беспокоились, что Союз может распасться. Он и десять-одиннадцать руководителей республик готовят совместное заявление, в котором будет говориться об экономическом соглашении, совместном контроле над вооруженными силами и о новой роли республик. Повторив многие аргументы из тех, которые недавно излагал мне, он заявил Мэйджору, что Советский Союз срочно нуждается в западной помощи: в поддержании импорта, в уплате долга, в подготовке менеджеров для частного сектора и в поставках продовольствия и медикаментов на зиму. Запад потратил миллиарды на войну в Персидском заливе. Он должен не поскупиться ради этой гораздо более важной цели. Мэйджор передал ему ответ, согласованный с Большой семеркой и с Международным валютным фондом: заплатите свои долги, затяните потуже пояса и тогда мы, возможно, поможем. Это был ортодоксальный ответ, но большого утешения Горбачеву он не принес.

В Белом доме Ельцин был в самоуверенном настроении, готовый ко всему. Он не произносил громких слов, но недвусмысленно дал понять, что хозяин теперь – он. Он все еще настаивал на том, что Союз должен быть сохранен. «На сегодняшний день Горбачев нужен нам для того, чтобы удерживать Союз от распада». Все пятнадцать республик должны сохранять «единое экономическое пространство». В противном случае иностранная экономическая помощь будет потрачена впустую. На это согласны даже балтийские республики, утверждал он (утверждал ошибочно). Большая семерка пообещала экономическую помощь Советскому Союзу при условии, если экономическая реформа станет необратимой.

Поражение путча – это та гарантия, которой они требовали. Теперь они должны дать обещанное. Несколько непоследовательно Ельцин предупредил, что положение внутри страны контролируется еще не полностью. Когда завтра соберется советский парламент, оставшиеся реакционеры могут попытаться убрать Горбачева (переводчик употребил слово «импичмент») и устроить еще один «конституционный переворот». Мэйджор спросил о военных: в чьих руках контроль над ядерными силами? Как будут строиться будущие отношения в области обороны между центром и республиками? Ельцин сказал, что должны будут существовать союзные оборонительные силы с ядерным вооружением, подконтрольные центру. Советская система противовоздушной обороны будет сохраняться еще долгие годы даже в странах Балтии. Россия не нуждается в собственных вооруженных силах: бессмысленно создавать отдельные вооруженные силы с тем, чтобы республики могли воевать друг с другом. Все, что требуется самой России, это национальная гвардия численностью пять тысяч человек для защиты ее демократических институтов на случай будущих путчей.