– Возможно, даже слишком много общего. Произошел какой-то инцидент. Я не знаю всех деталей, но что-то очень жестокое. Погибли люди. А все животные либо сбежали, либо были выпущены.
– Отряд.
– Да, примерно с дюжину умных и злых обезьян.
А кроме них – собаки, кошки и… девять заключенных.
– Они до сих пор на свободе?
– Трое узников были убиты, когда их пытались поймать. Военная полиция обратилась к нам за помощью. Тогда-то большинство сотрудников нашего управления и заразились. Но остальные шестеро, а также все животные до сих пор не найдены.
Дверь сарая отворилась, и на пороге появился Тоби.
– Папа! – Мальчик, шаркая, подошел к отцу и изо всех сил прижался к нему. – Здравствуй, Кристофер, – улыбнулся он мне.
– Привет, Тоби.
– Привет, Орсон, – сказал мальчик, отпустив отца и опустившись на колени, чтобы поприветствовать пса.
Орсон любил Тоби и сейчас позволил погладить себя.
– Пойдем в гости, – пригласил меня мальчик.
Обращаясь к Мануэлю, я сказал:
– Теперь есть еще один отряд. Не такой воинственный, как первый. А может, вообще не воинственный.
Или… пока не воинственный. Все его члены снабжены имплантированными радиомаяками и сознательно выпущены на волю. С какой целью?
– Для того чтобы отыскать первый отряд и сообщить о его местонахождении. Эти обезьяны настолько скрытны и так хорошо прячутся, что все предыдущие попытки обнаружить их закончились ничем. Подобный шаг был продиктован отчаянием, это была попытка сделать хоть что-нибудь, прежде чем первый отряд успеет расплодиться. Однако и она, похоже, не только не дает результатов, а, наоборот, создает лишь новые проблемы.
– И они связаны не только с одним отцом Элиотом, не так ли?
Мануэль посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
– А тебе много удалось разузнать.
– Пока недостаточно. И все же чересчур много.
– Ты прав, отец Элиот не проблема. Некоторые обезьяны и впрямь пришли к нему за помощью, другие сами выгрызают радиомаяки из тел друг у друга. Этот новый отряд… Его члены действительно не злобны, но они чрезвычайно умны и окончательно вышли из повиновения. Они хотят свободы. Любой ценой.
Продолжая гладить Орсона, Тоби повторил свое приглашение:
– Идем в гости, Кристофер.
Раньше, чем я успел ответить, Мануэль сказал сыну:
– Скоро рассвет, Тоби. Крису пора домой.
Я посмотрел на восток, но даже если ночное небо и начинало светлеть, я не мог видеть этого из-за тумана.
– Много лет мы с тобой были друзьями, – заговорил Мануэль, – и ты всегда хорошо относился к Тоби, поэтому я считал себя обязанным объяснить тебе кое-что. Теперь ты знаешь достаточно. Я выполнил свой долг перед старым другом. Возможно, я сказал тебе даже слишком много. А теперь отправляйся домой. – Его рука внезапно оказалась на правом боку, и он похлопал ладонью по кобуре. – Больше мы с тобой никогда не будем смотреть фильмы с Джеки Чаном.
Это означало, что я никогда больше не должен сюда возвращаться. Что ж, я не стану навязывать ему свою дружбу. Разве что время от времени буду приходить, чтобы пообщаться с Тоби. Только не сейчас.
Я позвал Орсона, и Тоби неохотно отпустил его.
– Да, и вот еще что, – проговорил Мануэль, когда я взялся за руль велосипеда. – Животные, интеллект которых был искусственно стимулирован, – собаки, кошки, новое поколение обезьян, – знают, откуда они произошли. Твоя мать… Ты, возможно, уже понял, что она для них – легенда, они воспринимают ее как своего создателя, почти бога. Они знают, кто ты такой, и почитают тебя. И никто из них не посмеет причинить тебе зло. Но самый первый отряд обезьян и люди, которые подверглись изменениям, даже если некоторым из них нравится то, во что они превращаются, все же ненавидят твою мать за все, чего они лишились по ее вине.
По этой же причине они ненавидят и тебя. Раньше или позже эта ненависть непременно выплеснется, и они начнут действовать. Против тебя, против близких тебе людей.
Я кивнул. Я уже почувствовал на себе эту ненависть.
– И ты не сможешь защитить меня?
Он не ответил. Он обнял сына. В том новом городе, каким стал наш Мунлайт-Бей, семья пока еще сохраняла свое значение, но представление о людской общности становилось все более туманным.
– Не сможешь или не захочешь защитить? – спросил я.
В воздухе снова повисло молчание, и я вспомнил о человеке с бритой головой и перламутровой сережкой в ухе, который, по всей вероятности, отвез тело моего отца в какие-то тайные и по сию пору функционирующие глубоко под землей помещения Форт-Уиверна для того, чтобы произвести вскрытие.
– Ты так и не сказал мне, кто такой Карл Скорсо, – вопросительным тоном проговорил я.
– Он один из тех осужденных, которые согласились принять участие в экспериментах. В генетической системе Скорсо были обнаружены и исправлены нарушения, которые являлись причиной его прежнего антиобщественного поведения. Теперь он неопасен. Его можно назвать одним из немногих успехов проекта.
Я смотрел на Мануэля, но не мог проникнуть в его мысли.
– И тем не менее он убил человека, а потом вырвал у него глаза.
– Нет, бродягу убил отряд, а Скорсо всего лишь подобрал его тело на дороге и привез Сэнди Кирку для кремации. Бродяги, хичхайкеры, – их всегда много шаталось по калифорнийскому побережью. Теперь, видимо, для некоторых из них Мунлайт-Бей окажется последним пунктом в их путешествиях.
– И ты способен смириться даже с этим?
– Я делаю то, что мне велят, – холодно ответил Мануэль.
Тоби обнял отца, словно пытаясь защитить его, и посмотрел на меня обиженным взглядом. Видимо, ему не понравился тон, каким я говорил с его папой.
– Мы все делаем то, что нам велят, – сказал Мануэль. – Именно так обстоят сегодня дела, Крис. Решение о том, чтобы оставить все как есть, было принято на очень высоком уровне. На очень высоком, Крис.
Только представь себе такую возможность: допустим, президент Соединенных Штатов является большим поклонником науки и решает войти в историю, выделив огромные деньги на исследования в области генной инженерии – так, как в свое время Рузвельт и Трумэн финансировали Манхэттенский проект, а Кеннеди – подготовку к высадке человека на Луну. И представь себе, что теперь все его окружение намерено замять это дело.
– Ты хочешь сказать, что все обстояло именно так?
– Ни один из тех, кто находится там, наверху, не хочет стать объектом для проклятий со стороны общественности. И, может быть, они боятся не только того, что им дадут пинка и вышвырнут из их кабинетов.
