Глава 4
Я сидела, ссутулясь, в кресле для клиентов у себя вкабинете, в руке у меня была кружка горячего чая с мятой, а передо мной стоялмой босс Джереми Грей. Не знаю, что именно его встревожило, но он влетел вдверь маленькой, аккуратненькой грозой. Он велел всем выйти вон, и Дойл,конечно, принялся объяснять, что Джереми не может гарантировать моюбезопасность. Джереми парировал: "Как и никто из вас". Тишина вкомнате стала абсолютной, и Дойл вышел, не сказав больше ни слова. Рис ушел заним следом, прижимая носовой платок к шее и стараясь не насажать еще большекровавых пятен на белый плащ.
Китто остался, потому что поначалу я буквально приклеилась кнему, но теперь я уже успокаивалась. Он просто сидел у моих ног, положив однуруку мне на колени и водя другой вверх-вниз по моей ноге. Это признакнервозности – когда фейри касается кого-то слишком интимно и слишком часто, ноя безостановочным движением ерошила волосы Китто свободной рукой, так что всебыло в порядке. Мы были на равных.
Джереми прислонился к столу, глядя на меня. Он был одет какобычно, в костюм, идеально сшитый на заказ по его фигуре в четыре футаодиннадцать дюймов. Он на дюйм ниже меня, сильный и стройный, с типично мужскимразворотом плеч. Костюм – угольно-серый, оттенков на пять темнее, чем егособственная кожа. Короткие безупречно подстриженные волосы Джереми чутьпосветлее кожи, но тоже серые. Даже глаза у него серые. Только улыбка –белоснежная, лучшая, какую можно купить за деньги, такая же белоснежная, как исорочка, которую он надел в этот день. Единственное, что действительно портилоего такой современный вид, – это нос. Он потратил гору денег на зубы, нооставил длинный крючковатый нос без изменений. Я никогда не спрашивала, почемуон так поступил, зато Тереза спросила. Она была только человеком и не понимала,что среди фейри личные вопросы считаются худшим оскорблением. Спокойнонамекать, что что-то в твоей внешности непривлекательно... ну, так просто неделается. Джереми объяснил, что среди трау большой нос расценивается так же,как большие ноги у людей[5]. Тереза покраснела и вопросов большене задавала. Я пошла дальше – смерила его нос пальцами и сказала: «Ого!» Этозаставило его рассмеяться.
Он скрестил руки на груди, сверкнув золотым"Ролексом", и посмотрел на меня. У фейри считается невежливымспрашивать, почему кто-то впал в истерику. Проклятие, порой считаетсяневежливым даже заметить, что кто-то впал в истерику. Впрочем, это обычноотносится к правящим особам. Все должны притворяться, что король или королеване могут быть подгнившим яблочком. Нельзя признавать, будто века инбридингамогли нанести какой-то вред.
Он набрал воздуха, медленно его выпустил, а потом вздохнул.
– Как твоему боссу мне нужно знать, сможешь ли тывыполнить оставшиеся на нынешний день задания.
Это был очень милый окольный путь узнать, в чем дело, незадавая вопросов.
Я кивнула и подняла чашку к лицу – не для того, чтобы пить,просто чтобы вдохнуть сладкий аромат смеси перечной и душистой мяты.
– Со мной все будет в порядке, Джереми.
Он поднял брови – я знала, кстати, что он их выщипывает,придавая форму. Обычно у трау брови этакие кустистые и сливающиеся, через весьлоб. Неандертальские надбровные дуги мало подходят к костюмам от Армани итуфлям от Гуччи.
Я могла бы на этом и остановиться, и, в соответствии с нашимиобычаями, ему пришлось бы удовлетвориться моими словами. Но Джереми был моимбоссом и другом несколько лет, задолго до того, как он узнал, что я – какая-тотам принцесса. Он дал мне работу из-за моих личных достоинств, а не потому, чтоиметь в штате настоящую живую принцессу фейри было бы полезно для бизнеса. Насамом деле сейчас из-за слишком обширной прессы я стала бесполезной для работыпод прикрытием, если только не использовала значительную долю личного гламора,чтобы изменять внешний вид. А это было рискованно. Большинство репортеров,специализирующихся на фейри, имеют кое-какие магические способности. Стоит имобнаружить гламор, и он исчезает. Иногда – только для репортера, но временами,если у человека хватает одаренности, гламор перестает обманывать всехокружающих. Это очень, очень мешает работе, где требуется маскировка.
По человеческой этике я обязана была дать Джеремиобъяснения, и я достаточно времени провела среди людей, чтобы с этой этикойсчитаться.
– Я не знаю точно, что случилось, Джереми. Рис понесрасистскую чушь насчет гоблинов, потом попытался схватить Китто, и я швырнулаего в стену.
Джереми не скрыл удивления, что не было ни лестным, ни дажевежливым. Я нахмурилась.
– Может, я и не в той весовой категории, что ты,Джереми, но я могу пробить кулаком дверцу машины и не сломать ни косточки.
– Твои телохранители могли бы машину поднять и уронитьна кого-нибудь, если б захотели.
Я отхлебнула чаю.
– Ага, они посильнее, чем выглядят.
Он издал короткий смешок.
– Ты, моя прелесть, не выглядишь и близко такой крутой,как ты есть.
– Возвращаю комплимент, – сказала я, салютуя емукружкой.
Он улыбнулся, сверкнув своими дорогостоящими зубами.
– Да, в свое время я сильно удивил одного-другогосмертного.
Улыбка померкла.
– Если бы ты велела мне не лезть не в свое дело, я бытак и поступил, но ты сама предлагаешь информацию, так что я задам нескольковопросов. Просто скажи мне, если не захочешь отвечать.
Я кивнула.
– Я это начала, Джереми. Вперед.
– Кровь на плаще Риса появилась не от того, что ты швырнулаего в стену.
– Это не вопрос, – отметила я.
Он пожал плечами:
– Отчего у него пошла кровь?
– Нож.
– Дойл?
Я покачала головой.
– Риса ранила я.
– Потому что он бросился бить Китто?
Я кивнула, но встретила прямой взгляд Джереми, не отводяглаз.
– Сегодня ночью они не подчинились моим приказам. Еслия не приобрету их уважения, Джереми, я могу получить трон, но стану королевойлишь по имени. Я не хочу рисковать своей жизнью и жизнью тех, о ком я забочусь,только для того, чтобы стать бесполезной декорацией.
– Значит, ты ранила Риса, чтобы поставить его на место?
– Частично. А частично я просто среагировала, нераздумывая. Он бросился на Китто из-за каких-то дурацких дел, которые случилисьмного веков назад. Китто никогда не давал Рису оснований так его ненавидеть.
– Наш светловолосый страж ненавидит гоблинов, Мерри.
