Внешний вид и привычки Якова I не вполне соответствовали тому облику монарха, который он культивировал. Он был достаточно высок и широкоплеч, но при этом природа посчитала нужным одарить Якова рахитичными, кривоватыми ногами и слишком толстым языком, который делал его речь невнятной. По этой же причине очень трудно было понять его латынь. К тому же, по свидетельству современников, он имел «очень непривлекательный вид» во время еды и питья. Придворные находили это комичным: «Его язык был слишком велик для рта… и делал его питье очень некрасивым, как будто напиток выходил в чашку с каждой стороны изо рта». А ведь королевской чете каждый день подавали 24 блюда и по меньшей мере 30 во время торжественных приемов. Король частенько проказничал. Однажды он приказал поставить кровати герцога Монтгомери и его невесты в зале заседаний Тайного совета, чтобы на следующее утро прийти посмеяться над ними.
Еще больше проблем приближенным доставляла параноидальная уверенность Якова в том, что за ним постоянно охотятся наемные убийцы. Даже Уайтхолл представлял для него опасность из-за беспорядочного скопления королевских палат, личных апартаментов, галерей и залов для игр и развлечений. Боявшийся оружия, он запретил дуэли. Из-за этого многие убежденные дуэлянты уезжали драться за границу; поэтому по приказу короля были изданы две прокламации, угрожавшие смертью тем, кто задумал решить спор с противником на берегах Франции. И все же после нелегкой атмосферы последних лет правления Елизаветы при дворе было ощущение, что Яков принес с собой глоток свежего воздуха. Члены Тайного совета приняли его своеобразное чувство юмора, которое в ряде случаев граничило с непристойностью. За обедом он мог быть вульгарным, сыпал шутками, развлекавшими присутствовавших, любил вступать в философские диспуты с церковными деятелями и обычно заканчивал комментариями, граничившими с богохульством. Однако, по общему мнению, король никогда не напивался допьяна.
Яков был нетерпелив и находился постоянно в движении. Один современник отмечал: «Король смотрел, слушал и говорил одновременно и иногда мог делать пять дел сразу». Он любил слушать самого себя и часто смеялся. По наблюдению французского посла в Лондоне, «где он (Яков) желает говорить языком государя, в его тоне появляется тиран, а когда он снисходит до окружающих, его речь становится вульгарной».[28] Интеллектуальный эстет, он мог поражать блеском своей риторики минуту, а затем говорить подобно завсегдатаю таверны.
Яков был неряшлив. Он боялся воды и никогда не купался, и поэтому от него шел специфический запах. Будучи одет в богатые королевские одежды, он всегда выглядел растрепанным, как будто случилось что-то неординарное. И когда индейская принцесса Покахонтас встретила короля в Уайтхолле в 1617 году, он показался ей настолько скромным, что она не поняла, кто перед ней, пока он сам не объяснил. «Совсем не похож на Великого Белого Вождя», — заметила Покахонтас.
С таким обликом сложно соотносится самая яркая грань деятельности Якова, связанная с его образованностью и интеллектом. Пожалуй, со времен императора Марка Аврелия не было в Европе правителя, который бы так много сочинял — по любому поводу и просто так, для души. Поводы были разные — колдовство, табакокурение и, разумеется, власть… Для души — философия и поэзия. В отличие от Генриха VII, Марии Стюарт и Елизаветы, тоже сочинявших стихи, Яков писал в самых разных жанрах (любовная лирика, эпос, элегия, перевод псалмов). К тому же он активно публиковался: издал, еще будучи королем Шотландии, две поэтические книги, переиздал, взойдя на английский трон, поэму «Лепанто» и спонсировал ее перевод на французский и латынь.
Яков писал сонеты. Специалисты видят их отличие от сонетов профессиональных поэтов — они выглядят ремесленными. Но это понимал и сам король, издавший книгу «Опыты дилетанта в божественном искусстве поэзии», которая включала его оригинальные поэтические работы и переводы из Дю Бартаса и Лукана. Его перу принадлежат также «Его Величества поэтические упражнения в часы досуга». Себя он называл подмастерьем. Говоря, что король выше законов, перед поэзией, однако, он снимал шляпу. Он был хорошо известен в Европе как король-поэт, чьи стихи подчеркивали его власть и чья власть украшала его стихи.
Переиздавались и другие сочинения короля. «Демонология» издавалась дважды, а «Базиликон Дорон» был настолько популярен среди лондонских продавцов книг, что издавался пять раз общим тиражом 13–16 тысяч экземпляров.
Яков покровительствовал развитию и шотландской, и английской культуры. Он содействовал литературе и музыкальному искусству страны своего рождения, ввел законодательные положения по реформированию и содействию преподавания музыки. В Шотландии он выступал главой свободного круга придворных поэтов и музыкантов, куда входили Уильям Фаулер и Александр Монтгомери, причем последний был фаворитом короля. Некоторые из придворных поэтов, такие, как Уильям Александр, последовали за ним в Лондон, распространяя шотландскую литературную традицию в Англии и обогащая свое творчество английскими достижениями.[29]
В Англии он покровительствовал Шекспиру, известному поэту Возрождения Бену Джонсону, талантливому Джону Донну. Яков присвоил шекспировской труппе «Глобуса» статус королевской, и ее актеры стали хорошо зарабатывать. В его время зрители увидели «Короля Лира» и «Макбета». В 1616 году монументальный перевод гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея» на английский язык завершил Джордж Чепмен. Это была первая полная англоязычная версия сочинений Гомера.
Не забывал Яков и об образовании своих подданных. При нем выросло число начальных школ. В средних школах, каковых было еще немного, имелись группы для малышей — им преподавал младший учитель. И бедняки все чаще отправляли своих детей учиться.
Гуманистически образованный правитель, Яков не мог не обратить внимания на себе подобных, тем более тех, чьи способности намного превосходили его собственные. В его пользу говорит покровительство, оказываемое этим людям. К последним принадлежал известный английский философ, историк и политический деятель Фрэнсис Бэкон. Фактически с него началась эпоха нового познания мира, ставшего основой мировосприятия классической Европы и ее пика — эпохи Просвещения. Бэкон начал свою карьеру как юрист, а стал широко известен как адвокат-философ и ярый сторонник научной революции. В трактате «Новый Органон», вышедшем в 1620 году, он провозгласил целью науки увеличение власти человека над природой, которую считал бездушным материалом для использования. Основоположник эмпиризма, он популяризировал метод индукции, то есть получение знания из окружающего мира через эксперимент, наблюдение и проверку гипотез. Яков ценил этого человека. В 1617 году он сделал Бэкона лордом-хранителем печати, а затем — лорд-канцлером и помиловал ученого, когда в 1621 году тот был привлечен к суду по обвинению во взяточничестве. Правда, сначала был приговор, довольно длинный, но милостивый: Бэкон должен был возместить 40 000 фунтов и подвергнуться заключению на время, определенное королем. После этого он лишался возможности занимать любую общественную должность, заседать в парламенте и бывать при дворе. Ученый отсидел около трех недель в Тауэре и после этого провел пять лет яркой творческой жизни. Яков Стюарт понимал, что перед ним Бэкон.
