Может быть, потому только, что все свои усилия главари-боксёры направляли, главным образом, на подростков, это движение и ускользнуло от внимания европейцев. Последние видели, что ораву мальчишек какие-то оборванцы учат «кулачному бою», и вовсе не думали, что под видом невинной забавы создаётся орудие неистового кровопролития... Прошлый год доказал, что боксёрские упражнения были далеко не игры «в кулачные бои».
Синь-Хо важно сидел на капе и заговорил, не глядя даже на почтительно склонявшегося перед ним Юнь-Ань-О.
— Да, настало время, великое время! Иностранные дьяволы развратили вконец всех наших правителей — всех, от императора до последнего писца у судебного мандарина. Они сделали всех их дурными людьми, перепавшими заботиться о народе, корыстолюбцами, взяточниками, жадными до всего, чего у них нет. Они посредством подкупа распространяют среди нас свою веру и свои обычаи, чуждые нам. Они строят у нас железные дороги, в которых мы не нуждаемся, заводят машины, телеграфы, электрическое освещение. Точно без всего этого Китай не жил счастливо! Но этим путём они только хотят развратить народ наш, уничтожить родственные связи и покорить нас под свою власть. И они думают, что им это удастся без борьбы, без нашего сопротивления! Как глупы иностранцы! Разве не видят они, что во всём между ними и сынами Неба лежит громадная пропасть. У них всё не так, как у нас. У нас белый цвет означает печаль, а у них печаль означает чёрный. У китайских женщин широкий стан и маленькие ноги, у европейских женщин большие ноги и узкая талия. Мы омываем наши руки перед началом еды, они — после, всё по-иному, всё не так, как у нас.
— Прости меня, — осмелился заговорить Юнь-Ань-О. — Я теперь часто вижу русских, они мне кажутся вовсе не плохими людьми.
Я ничего не сказал о русских. Русские — исконные друзья китайцев, и никто в нашей стране не имеет на них «дурного сердца». С незапамятных времён Дракон и Медведь жили в полном мире и тесной дружбе...
— Зачем же здесь ты, посланник Дракона?
Синь-Хо нахмурил брови.
— Я пришёл призвать всех верных к освобождению Родины нашей от белых дьяволов.
— Но ведь и русские белы!
Эти последние слова Юнь-Ань-О произнёс с заметным колебанием.
— Да, и они белы! — согласился посланник Дракона. — Но русские мало того что наши друзья, они — родные нам по крови. Было время, когда они породнились с нами при посредстве великого Тимурая, который, покорив Китай, послал своих воинов завоёвывать и русские земли. Это было давно, но кровь всегда остаётся кровью, и как бы ни разбавляли её, несколько капель прежней всегда останется...
Синь-Хо говорил всё это с видимым убеждением. Без сомнения, он свято верил своим словам так же, как и своей «неуязвимости» в качестве принадлежащего к сообществу «И-хо-туан».
— Никогда европейским людям не сравниться с нами... Никогда! Пусть они говорят, что обряды, внешние знаки почтения — ничтожная мелочь, но на них-то основан и внутренний быт нашей страны, в них основы нашего народного счастья, которое все они стремятся дерзко подорвать. Ты стар, Юнь-Ань-О, у тебя есть свои дети, двое сыновей, Юнь-Ань-О, я знаю это. Что бы ты сказал, если бы их у тебя не было? Разве не был бы ты самым несчастным человеком в мире, беднейшим из бедных? Вспомни, если у нас, в стране Неба, человек не имеет потомства, это считается для него самым ужасным несчастьем, омрачающим все дни его существования. А у белых варваров наоборот. Многие из них считают себя счастливыми, если не имеют детей. Они говорят сами, что отец и мать с небольшим трудом могут прокормить десять человек детей, но эти дети находят невозможным помешать своим родителям умереть с голода. Недавно в Пекине я видел двух варваров, вступивших в брачный союз. Это были мужчина и женщина, молодые, здоровые люди. Знаешь, старый Юнь-Ань-О, что они говорили? Они говорили, что родители обязаны кормить детей, потому что произвели их на свет, не спрашивая об их желании жить, а дети не обязаны заботиться о родителях, так как они не ответственны за их существование[13]... Где в стране Неба можно услыхать что-либо подобное? Разве не общее негодование вызвали бы подобные слова, если бы они были сказаны китайцем? Разве не разорвал бы в своей справедливой ярости народ того сына, который осмелился бы позабыть спой долг по отношению к родителям или даже к посмертной памяти их? Ведь на атом почтении держится семья, а семья — это и малом виде государство. Не будет семьи — погибнет государство. Христиане же, варвары, заботятся о том, чтобы научить своих детей всевозможным наукам, развить их ум, тело, но они никогда не стараются привить им сознание долга гражданина, они забывают научить их вежливости, и их дети отказывают не только в уважении своим родителям, но и в помощи им.
Синь-Хо смолк. Юнь-Ань-О слушан его с почтительным вниманием. Всё, что говорил посланник Дракона, было дорого и близко его китайскому сердцу. Дети ведь — слабая струйка каждого китайца, они — его полная неотъемлемая собственность, распоряжаться которой каждый родитель может, как ему угодно.
Увлечённые своей беседой, они и не заметили, как Уинг-Ти, хорошенькая дочка Юнь-Ань-О, тихо вошла в фанзу и внимательно слушала их разговор. Её жёлтое личико побурело всё, когда она услыхала, что гость её отца — посланник Дракона и явился с целью поднять народное восстание против белых варваров, которые всегда так добры были к ней... Сердечко девушки сильно билось, когда Синь-Хо с особенной силой в голосе воскликнул:
— Пусть все они погибнут, пусть прольются целые океаны крови белых иноземных варваров и в ней утонет всё нечестие, которое поселилось от них в великой стране Неба!
Пылкому воображению Уинг-Ти живо представилась ужасная кровавая картина. Их тихий маленький городок весь пылает. Фанзы лижут огненные языки. Багровое зарево кровавой короной стоит над несчастным городом. Слышны вопли, крики, стоны раненых; грохочут с крепости пушки, трещит ружейная перестрелка. Все защитники крепости изнемогают. Их мало, а этих ужасных боксёров что волн на поверхности бушующего моря. Громче и громче раздастся их крик: «Ша, ша, ша![14]»
Добрые, милые русские, которых неизвестно за что называют эти ужасные люди «дьяволами», «варварами», падают под ударами нападающих. Немного их осталось. Ясно видит Уинг-Ти, как толпа боксёров напала на рослого Зинченко, который всегда был так добр к ней, бедной китайской девочке. Он отбивается, но всё напрасно. Слишком уже много врагов. Выстрел — и бравый казак падает с предсмертным стоном. Крича и беснуясь, кидаются на него победители; минутная возня, и вот голова казака поднимается на пике над беснующейся толпой...
Притаившаяся девушка ясно видела перед собой оскаленный рот, широко раскрытые глаза, в которых так и застыло выражение ужаса, смоченные кровью повисшие прядями волосы... Уинг-Ти ведь пережила все эти ужасы... Не на её ли глазах брали японцы этот же самый Порт-Артур? Ведь она совсем ещё ребёнком была свидетельницей всего, что тогда здесь происходило, и ужасное впечатление до сих пор ещё не изгладилось из её памяти.
