И дальше что?
Я легла в кровать. Закрыла глаза. Тоска…
И кроме деструктивных потоков есть и светлая сила. Она, напротив, течет снизу вверх. Мое перестроившееся зрение позволило увидеть, как истончаются потоки силы, распадаются на ручейки, а те вплетаются в камень, укрепляя стены. Надо же…
А бабушка рассказывала, что дом особенный… и что нельзя, чтобы попал он в чужие руки… и завещание составила таким образом, что ни продать, ни подарить особняк я не могу. Правда, подобные дикие мысли мне и в голову не приходили, и поначалу завещание это меня несколько оскорбляло, но теперь я ее понимаю…
Шорох. Не здесь. Слух обострился, правда, как-то избирательно. Звуки дома — скрипы, стоны и шелест воспринимались отстраненно. Сознание отмечало их и отбрасывало, как не представляющие интереса, а вот шорох… Тихий такой. И вздох.
Кто-то крадется? А это уже интересно… кому тут не спится в ночь глухую?
Я встала. Одернула шелковый пеньюар, запоздало подумав, что белый шелк — не самый лучший выбор для ночных прогулок, но как-нибудь.
Кто бы ни крался, теперь я слышала стук его сердца. Или ее? И запах… сладковатый аромат пота, из-за которого рот мой наполнился слюной. Тело же само прижалось к стене. А потом когти… и я моргнуть не успела, как оказалась на потолке.
Что характерно, мне не было неудобно. Непривычно, но…
Приличные девицы по потолкам не лазят, даже если они, то есть девицы, а не потолки, не совсем чтобы живые.
Безумие.
Но вид открывается неплохой, да… и сила тяжести не особо ощущается. И потолок вязкий, он принимает когти, а когда вытаскиваю их, сращивает шрамы.
Человек… Моя кузина? Крадется… И главное, как-то вот нелепо крадется… то и дело останавливается, кутается в шелковый халатик… Да уж, мою гардеробную они ополовинили. И все-таки этот оттенок алого ей не слишком идет. Да и халатик ей явно маловат, на груди не сходится, и ниже тоже… и куда она так спешит-то?
Я сглотнула. Нехорошо на кузин слюной капать.
И главное, реакция-то совершенно непроизвольная. Желания немедля свалиться жертве на голову не ощущаю. Более того, сама мысль о том, что в пухлую эту шею придется впиваться, рвать клыками… Вобщем, слюну я сглатывала старательно.
Мерзость.
И запах духов. Мои любимые, к слову… были… «Роковая ночь». Нет, они по-прежнему хороши, такой вот сладковатый аромат с резкими перечными нотами, но не в таком же количестве!
Я тихонько чихнула, прикрыв лицо ладонью.
Но кузина услышала. Остановилась. Закрутила головой.
— Кто здесь? — овечье ее блеяние утонуло в ночной тишине. Я же удержалась от ответа.
Кузина стояла. Я висела. И ждала. Нет, любопытство — это не порок, это способ сделать жизнь интересней. А комнаты кузена в другой стороне. И мнится, что отныне тетушка своего драгоценного мальчика на короткий поводок посадила к его огромной радости…
Она тронула волосы. Воровато огляделась. И сняла домашние туфли. Чулочки подтянула. Сетчатые.
Эти не мои, что душу греет… а ноги у нее неплохие, надо сказать… и задница, которую мой пеньюар едва-едва прикрывал — вот что за манера чужое белье тащить? — тоже в меру пышна и округла. Один мой приятель в минуту душевных откровений, которые с ним приключались в постели, сказал, что идеальная женская задница такой и должна быть… и еще мягкой.
Кузина ему бы понравилась.
Впрочем, о чем это я… ему нравились слишком многие, что и стало причиной нашего расставания. И не в ревности дело, отнюдь, но… при жизни, что бы там ни говорили, я отличалась разборчивостью. Как-то не было желания подхватить дурную болезнь…
А вот и дверь. Ага… И стучать не спешит, но из кармана появляется махонький флакончик. Интересненько…
Я перебралась поближе. Темное стекло. Плотная пробка… многогранник, причем явно ручной шлифовки. Сейчас подобные не выпускают. А главное-то стекло драконье и парой рун запечатано. И следовательно, содержимое флакона — сомневаюсь, что она там розовое масло хранит — не подвластно движению времени.
Капля жидкости. Резкий запах ее заставил отшатнуться, но он вспыхнул и сгорел, впитавшись в бледную кожу кузины. Вот же… а флакон исчез в кармане халата. Халат же был снят и бережно сложен на козетке… Гм, выходит, в них тоже есть какой-то смысл, а я убрать собиралась.
Кузина тронула волосы. Мазнула своим запястьем по губам. Покусала их. И надавила на ручку.
Ага… а инквизитор не дурак, закрылся. Причем не только на задвижку, но и пару заклятий повесил, вижу, расползлись по двери пауками… а ночь все интересней и интересней.
Кузина мучила ручку. Дверь держалась.
А я ждала продолжения, сглатывая слюну… Это что, я теперь на всех людей реагировать так стану? Или это только ночной рефлекс? Надо будет поэкспериментировать…
Кузина наконец сообразила постучать. И еще раз. И ногой… вот же, а упорства ей не занимать. Еще бы в мирных целях…
Ей открыли.
— Что случилось? — поинтересовался Диттер.
А без одежды он ничего. Тощеват. Жилист.
Но при этом сложен гармонично. И встрепанный такой после сна, измятый… теплый… Я торопливо мазнула ладонью по лицу. Твою ж…
— Случилось, — всхлипнула кузина, поспешно падая на обнаженную мужскую грудь. Правда, маневр не совсем удался, поскольку реакцией дознаватель обладал отменной и успел сделать шаг назад. Упасть кузине он не позволил, подхватил под локотки и втянул в комнату.
Эй, так не интересно…
А с другой стороны, приоткрытая дверь — это почти приглашение. И грех им не воспользоваться, тем паче, чую, что мое присутствие для дознавателя тайной не осталось. Впрочем… я ведь не прячусь, а что гуляю по потолку, так мало у кого какие странности. Правда, прежде чем войти, я соскользнула на пол и прибрала флакончик. Утром в лаборатории посмотрю, что за гадость такая. Тоже мне… соблазнительница.
Дом помог. Дверь отворилась беззвучно, и даже сквозняк, который мог бы выдать, не скользнул по ногам. А там уже знакомый маневр. Стена. Потолок. Надо же… а Диттеру отвели вполне приличные покои. Определенно, глянулся он старику.
— Это было так ужасно… так… — соблазнительницу устроили на софе.
Она сидела, как-то хитро выкрутившись, отчего короткий пеньюар стал еще короче. Бретельки опасно натянулись, край сполз, и пышная грудь вздымалась… а взгляд у Диттера к этой груди прикован. К родинке…
У меня похожая имеется, что интересно, на том же месте… Плевать.
— И теперь вы понимаете…
Белые ноги. Кружевной край чулок. Пот на смуглом лбу дознавателя… и взгляд плывет… плывет взгляд.
— …как тяжело одинокой девушке, за которую некому заступиться…
И подвинулась чуть ближе.
