На улице по ним ударил звук, будто ставший осязаемым. Танос зажмурился от боли: нахлынули шорох шагов, музыка, покашливание, голоса. Звуки сливались, переплетались и били по чувствам.
Девушка стояла рядом и держала его за руку, пока он снова не привык к шуму.
– В первый раз тяжело, – сказала она, когда Таноса наконец перестал мучить звук. Он посмотрел на нее. – Привыкнуть, – пояснила девушка.
Танос впервые услышал голос своей спутницы. Он отметил, что голос самый обычный, и все же ему хотелось слышать его снова и снова.
– Поговори еще, – попросил он.
Девушка рассмеялась.
– Гений, похоже, не знает, что такое светские беседы.
– Нет. Но мне нравится твой голос. Мне предложить тему для разговора?
Она покачала головой.
– Да нет, и так нормально. Моя мать говорит, что • я вечно болтаю, так что даже приятно, что кто-то хочет слушать. – Она помолчала. – Итак. Знаменитый Танос. Сын А’Ларса.
– Сын Сьюи-Сан, – поправил он. – А откуда ты знаешь, что это я?
Это была попытка непринужденно пошутить, и она сработала. В глазах девушки мелькнула искра веселости.
– Ну, просто ты выглядишь как Танос. Не как какой-нибудь Дион, или Джерна, или...
– Синтаа? – спросил он, глянув через плечо. Его друг еще не выходил из клуба.
– Определенно как Танос, – заключила девушка и подняла голову. – При таком освещении у тебя кожа как будто и не фиолетовая.
Он не знал, что на это ответить. Он не был виноват в многочисленных мутациях генов, ответственных за перенос растворенных веществ, из-за которых его кожа была такого цвета. И все-таки всю свою жизнь этого стыдился.
– Тогда, надо сказать, мне тут нравится, – нашелся Танос.
Девушка пожала плечами.
– А мне нравится фиолетовый. Мой любимый цвет.
Он моргнул. А потом еще раз. По этой ли причине Синтаа пригласил именно ее? Потому что ее не оттолкнет цвет его кожи? Признаться, что фиолетовый – любимый цвет... На Титане можно было с тем же успехом сказать: смерть – любимая часть жизни.
Пока Танос размышлял об этом, девушка разглядывала его с выражением, похожим на восхищение. Наконец, будто до этого она задерживала дыхание, она громко спросила:
– Ты что, правда меня не помнишь?
Он замер.
– В смысле? – Несмотря на вынужденное одиночество, с кем-то за свою жизнь Танос все-таки успел познакомиться. Как же он мог забыть кого-то из этих немногих?
– Я Гвинт, – сообщила она. – Гвинт Фалар. Мы познакомились, когда ты на целых четыре знаменательных часа появился в школе.
На Таноса нахлынули воспоминания. Проекция его капли крови. Укол иглой, который запустил шквал детских криков. И девочка, которая невинно и безо всякого отторжения спрашивала его о цвете кожи.
– Ты так изменилась, – сказал он. Только произнеся это, он понял, что можно было придумать ответ и получше.
Она заливисто засмеялась.
– Бывает. А ты нет. Просто стал больше. Поверить не могу, что это ты. Так здорово снова тебя увидеть.
Танос аккуратно потряс ее руку, стараясь не сжимать ее слишком сильно.
– Я рад с тобой познакомиться, Гвинт Фалар. Познакомиться заново.
– Синтаа говорил, что ты гений.
– Синтаа много чего говорит.
– То есть он не прав?
Танос вдруг понял, что ему нравится... это... то, что происходит. Кажется, это называют «подтрунивать». Мило играть словами. Он слышал об этом, но слова обычно использовал только для споров с отцом и управления андроидами.
– Этого я не говорил. Просто сказал, что он много болтает.
Губы девушки изогнулись в одном уголке – так она, похоже, ухмыльнулась. Танос и Гвинт двинулись сквозь толпу, держась за руки. Перед ними расступались. На них смотрели с нескрываемым испугом и отвращением, и Таносу казалось, что он обязан извиниться перед девушкой за взгляды, которые на нее бросают.
Она пожала плечами.
– Когда Синтаа сказал, что он твой друг, ему никто не поверил, – произнесла она.
– Не поверили, что у меня может быть друг или что я в состоянии его вытерпеть? – поинтересовался Танос.
Гвинт засмеялась.
– А ты веселый. И что еще смешнее, даже не пытаешься таким быть. Просто не поверили. Все о тебе знали. Ты не показывался на людях, но был известен.
– Скорее, печально известен, – поправил он.
Она хмыкнула, будто протестуя против его определения.
– Наши родители постоянно о тебе говорили, особенно когда узнали, что ты пойдешь в школу, и снова говорили, когда ты ушел. Они обсуждали, что у А’Ларса и Сьюи-Сан родился... – Гвинт не договорила.
– Я уже слышал все эти слова. – успокоил ее Танос. –Монстр? Вероятно, чудовище? Уродец?
– Мы – не наши родители, – глядя под ноги, заявила она. – Мы не боимся и не ненавидим то, что на нас не похоже. – Гвинт сердито глянула на прохожего, который пялился на них с открытым ртом. – В отличие от придурков, которые никак не смирятся с чем-то незнакомым. От тех, кто боится, потому что это проще, чем думать.
– Их страх вполне объясним, – возразил Танос, неожиданно отметив, что занимает их сторону. – Даже логичен. С точки зрения эволюции. Безопасность сообщества зависит от того, чтобы держаться подальше от чуждых элементов. Так что страх и ненависть по отношению к «другому» или «не такому» разумен.
– Может, тысячи лет назад, когда мы меньше жили, не имели медицины, так и было, – не согласилась Гвинт. – Но в наши-то времена? Это пережиток прошлого. Бессмысленный предрассудок.
Танос остановился и посмотрел на девушку. Она улыбнулась с легкой издевкой.
– Я, конечно, не гений, но и не тупица. Прекрати защищать тех, кто тебя ненавидит.
Танос потянул ее сквозь толпу в сторону платформы, зависшей над тротуаром. Это был подъемник для андроидов-уборщиков, сейчас не занятый.
Фиолетовый титан своими огромными руками обхватил девушку за талию и поставил на платформу, а сам забрался следом. Место, которое они занимали на дороге, тут же заполнилось другими прохожими, будто пары там никогда и не было.
– Я не могу их презирать, – признался Танос. – Пока мы с тобой не встретились, я думал, что только Синтаа не боится меня и не испытывает ко мне ненависти.
Гвинт с грустью посмотрела на него.
– Серьезно? Только Синтаа? А как же отец?
Танос покачал головой.
– А’Ларс меня не боится. И, по-честному, вряд ли ненавидит. Но я ему отвратителен.
– Лицемер, – горячо проговорила она. – Он же твой отец. Ты произошел от него.
