— Слышали, штормовое предупреждение утром по радио объявили?
— А крыс-то, крыс-то! Все из подвалов повылазили!
С проспекта Лиза трусцой свернула в маленький переулок, который вёл мимо собора на Большую Пушкарскую. Ничего, до дома уже рукой подать, а дома есть горячий чай с лимоном, и сухие носки, и ещё Бабушка совсем скоро из Радинглена вернется…
Фонари, конечно, не горели — кому в голову придет их зажигать в три часа дня, — и на Лизиной улице стояла темень, как в лесной чаще, и в довершение сходства под ногами влажно шуршали листья — будто кто-то мокрый зонтик встряхивал. Только у самого подъезда было посветлее — сквозь побитый витраж просачивался свет тусклой лампочки. Лиза нырнула в дверь.
— Девочка, — окликнул её сахарный голос, — пожалуйста, скажи, где в этом доме квартира номер тринадцать?
— 3-здесь нет тринадцатой квартиры, — не без труда ответила Лиза. Она готова была дать честное слово, что полной дамы, которая танком вдвинулась за ней вслед в парадную, на улице ещё не было. Точно, она вместе с тёмными очками, выставленным вперёд, как дуло, букетом траурных георгинов и чёрным шоколадным тортом только что возникла на пороге из ниоткуда. Хотя что разглядишь в такую темень…
— Не-ет? — протяжно удивилась дама и сверилась с какой-то бумажкой. — А номер двадцать?
«Сама не знает, куда ей надо, что ли?» — удивилась Лиза.
— Двадцатая на пятом этаже, — как могла учтиво сообщила Лиза и прибавила шагу.
— Я вызвала лифт, — ласково сказала полная дама и улыбнулась в полумраке. Лизе показалось, что у неё многовато зубов, а передние как-то странно выпирают. — Куда же ты? На каком этаже живет такой славный рыжик?
«Съест», — коротко подумала Лиза и помчалась вверх, перепрыгивая через ступеньку.
— Пешком полезно для фигуры, — дрожащим голосом заявила она и огорчилась — сказала бестактность. Ух, ведь шестьдесят три ступеньки наверх…
Миновав первый пролет, Лиза обернулась. Было тихо, лифт никуда не ехал, а на кафельном затоптанном полу сидела и нагло, не отводя взгляда, смотрела ей вслед толстая утренняя крыса с голым длинным хвостом.
Оставшуюся лестницу Лиза пробежала в несколько скачков. На площадке она принялась рыться по карманам — опять ключ куда-то засунула… Или в рюкзаке?
Бац!
Дзыньк!
— Ну, лампочка взорвалась, — вслух сказала Лиза через секунду и осторожно, бочком, захрупала по осколкам к двери. — Ну и что. Бывает. А вот ключ, конечно, я вниз уронила, я же иначе не могу…
Внизу послышались какие-то незнакомые шаги, гулко загалдели грубые голоса. Лиза кубарем скатилась на площадку этажом ниже, подхватила упавший ключ — и поскорее захлопнула за собой дверь квартиры, пока незнакомые люди с зубами не спросили ещё о чем-нибудь.
Дома было очень хорошо и очень-очень тихо.
Слышно было только эхо дождя во дворе-колодце, бульканье воды в батареях да неспешный рост кактуса.
Лиза первым делом позвонила Лёвушке — никто не брал трубку, наверно, пока до дому не дошёл. Потом она порылась в холодильнике, включила радио, но там бубнили про наводнение и штормовое предупреждение, западный ветер и длинную волну, так что пришлось выключить. Ещё раз позвонила Лёвушке — с прежним результатом — и села делать английский на завтра.
Если задернуть шторы и включить все лампы, всё будет хорошо. Подумаешь, дождь.
Из промозглой темноты протянулась невидимая рука и двумя холодными пальцами аккуратно сняла с Лёвушки очки.
Потом где-то на полу захрустели стекла. Раздавил!
Этот человек притворил за собой протяжно скрежетнувшую дверь и теперь мягко расхаживал взад-вперёд по комнате. Больше Лёва ничего не видел. Хорошо Лизке с её волшебным слухом, она бы про этого, который ходит, сразу определила: кто, откуда и зачем. Да и Костя Конрад своим драконьим зрением в темноте бы его преспокойно разглядел. Хотя кто перед ним такой, Лёва уже и сам догадался. А мог бы и раньше догадаться, между прочим, — ещё когда увидел в кабинете директора общительную и приветливую Паулину без крыльев и когтей, но с диктофоном, фотоаппаратом и в придачу с новой свитой из одного человека, который что-то там говорил про ауру и энергетику.
— Насколько я помню, ты плохо видишь, — сказал из темноты довольный голос, — а так наверняка не увидишь ничего вообще. Всем будет спокойнее — и тебе, и мне.
Лёва постарался не шевелиться, хотя стул, на который его посадили, был жесткий и неудобный. Откуда-то тянуло влажным сквозняком.
— Итак, прежде всего запомни: сам по себе ты мне совершенно не нужен, — невидимый человек остановился. — Я могу в любую минуту раздавить тебя, как комара. Понял?
— Да, — коротко буркнул Лёва. А что тут ещё скажешь? Если бы он, Лев Аствацатуров, был очень нужен Мутабору или как его теперь там зовут, — не притащили бы его сюда, как тюк с тряпьем. Кстати, кто тащил? На этом месте в голове у Левы как будто стирательная резинка прогулялась: он помнил только, как необычайно сговорчивая Саблезубая согласилась вычеркнуть их с Лизкой из списка, а потом почему-то решила проводить Лёву до чёрного хода, и на этом всё обрывалось — словно мешок на голову набросили.
— Ты у меня будешь наживкой, мальчик, — продолжал невидимый собеседник. — Приманкой. Живцом. На тебя клюнет дичь покрупнее. Клюнет обязательно, не волнуйся. Она меня больше интересует, чем вы все вместе взятые.
«Ещё чего не хватало! — возмутился Лёва. — Лизку ему подавай. Нет, так дело не пойдёт».
— Но всему своё время. Я тебя приберегу напоследок. А пока побудешь в заложниках.
Лёва промолчал. Что-то он ведь где-то читал про то, как надо вести себя, если взяли в заложники. Главное — тихо надо себя вести. Не выступать и никого не раздражать. И вопросов не задавать. Ух, насчёт вопросов жалко…
— Будешь сидеть тихо, как мышь, и делать что скажу — тогда жив останешься, — наставительно сказали из темноты.
Тихо, как мышь… Лева передёрнулся. Вспомнил! Крысы это были! Саблезубая его через чёрный ход вывела, а потом по ступенькам к подвалу столкнула, а над ступеньками железная крыша была, и с неё сеть упала, он запутался и грохнулся, а потом кто-то на него сверху и впрямь мешок натянул — неужели сама Саблезубая? А потом, вспомнил Лева, огромная стая крыс с визгом и писком тащила его по каким-то вонючим коридорам — самих коридоров он не видел, только слышал, как что-то плескалось под крысиными лапками, стучавшими по сырым камням, и как что-то лилось сверху… Никогда не думал, что крысы такие сильные. И что они там такое пищали? Лизка бы наверняка поняла. Только хорошо бы она таких крыс и близко не видела. Никогда вообще!
Лева потянул носом: от промокшей одежды пахло гнилой гадостью. Наверно, под землей тащили, через канализацию. И в ботинках теперь хлюпало. Очень трудно сохранять достоинство в темноте, без очков, да ещё когда в ботинках хлюпает. И Непонятно, он-то меня видит или нет?
