Книга Воспитание детей на примере святых царственных мучеников - Марина Кравцова

Близкая подруга Александры Феодоровны Юлия Ден, которую государыня ласково называла Лили, свидетельствует, что императрица всегда подавала детям пример настоящей искренней дружбы: «Русские аристократы никак не могли взять в толк, с чего это их императрице вздумалось вязать шарфы и шерстяные платки и дарить им эти вязаные изделия или же отрезы на костюмы. У них было совершенно иное представление о том, каким должен быть царский подарок. Им было невдомёк, с какой любовью вязала государыня этот злосчастный шарф или платок. Однако её величество, проникнутая викторианскими представлениями о дружбе, не могла и не хотела понять, что старания её напрасны...

Её практичность, деловая смётка были не по нраву свите. Над этими качествами злопыхатели смеялись и осуждали государыню за то, что она удостаивала своей дружбой лиц, которые, по их мнению, недостойны внимания Императрицы всероссийской... Но государыня была непреклонна и никому не позволяла диктовать ей вкусы...

“Меня не заботит, богат тот человек или же беден. Друг для меня, кем бы он ни был, всегда остаётся другом”.

Действительно, этого у её величества не отнять, она была поистине верным другом».

Лили вспоминает и о необыкновенной простоте Александры Феодоровны: «Государыня поднималась рано и принимала ванну без посторонней помощи. Причёсывалась и одевалась её величество чрезвычайно скромно, в чём проявлялось влияние викторианской эпохи».

Во многих воспоминаниях мы можем прочитать, что супруга Николая II держала себя как настоящая императрица, казалась недоступной и гордой. Перед ней робели. Но те, кто знал Александру Феодоровну ближе, утверждали, что именно гордость, это греховное свойство человеческой натуры, была чужда государыне, хотя она прекрасно осознавала своё необычайное, ответственное положение в русском обществе. Оставаясь истинной царицей, Александра Феодоровна в военное время работала в госпитале в качестве простой хирургической сестры, да ещё привлекла к этому дочерей-царевен — случай в истории уникальный. Недаром о лазарете, течение жизни которого, словно ласковым солнцем, освещалось заботами о раненых государыни и её детей, сохранилось немало воспоминаний.

Татьяна Мельник: «Её величество, если её здоровье позволяло ей это, приезжала также ежедневно в дворцовый или собственный её величества лазарет, где работали великие княжны. Изредка её величество занималась перевязками, но чаще просто обходила палаты и сидела с работой у изголовья наиболее тяжёлых больных. Были случаи, когда больные заявляли, что не могут без её величества или что только её присутствие успокаивает их боли, и она приезжала, в каком бы это ни было лазарете, и сидела, и сидела часа два, три только для того, чтобы доставить хоть немного спокойствия несчастным».

И.В. Степанов: «Императрица неслышно ступала, почти скользила по коридору. Как-то неожиданно появлялась она в дверях. Походка быстрая, слегка плечом вперёд. Голову она держала немного назад с небольшим наклоном вправо... В походке и в манере держаться не было никакой величавости. Несмотря на высокий рост и стройную фигуру, она не была что принято называть “представительной” — слишком свободны были её движения. По лазарету она ходила одна, а не “следовала в сопровождении”. Заметно было, что она не привыкла держать себя на людях. Не было у неё столь свойственной высочайшим особам заученной “чарующей улыбки”. Она улыбалась с напряжением. Зато как радостно было вдруг вызвать чем-нибудь настоящую улыбку...

В перевязочной работала как рядовая помощница. В этой обстановке княжна Гедройц была старшей. В общей тишине слышались лишь отрывистые требования: “ножницы”, “марлю”, “ланцет” и так далее — с еле слышным прибавлением: “Ваше величество”. Императрица любила работу. Гедройц уверяла, что у неё большие способности к хирургии. По собственному опыту знаю, что её перевязки держались дольше и крепче других.

Зная по рассказам, что императрица очень набожна, я тщетно искал в ней признаки ханжества. Ежедневно по дороге в лазарет она заезжала в церковь Знамения поклониться чудотворной иконе. Ни разу в разговоре она не коснулась религии.

Стало быть, Александра Феодоровна умела не только мужественно претерпевать трудности, но и утешать при этом других, не переставая быть в то же время опорой для мужа и детей. Дитерихс так рассказывает о тяжёлых, трагических днях после отречения государя от престола: «Напряжение последних дней, вызванное неведением о судьбе мужа, в связи с беспокойством за состояние здоровья детей, и особенно сына, и волнения за переживаемые Россией события в конце концов совершено подорвали силы императрицы, и после возвращения в Александровский дворец она слегла и почти не вставала с постели. Внутреннее потрясение, усилившееся стремлением скрыть от детей и окружающих силу своих душевных мучений, отразилось на болезненности сердца, и после нескольких сильных припадков работа сердца приняла характер определённого порока, не допускавшего самых незначительных повышенных движений и физических усилий. Она была в состоянии самостоятельно переходить только из комнаты больных дочерей в комнату наследника и до начала апреля не спускалась даже в столовую. Всё своё время государыня проводила среди любимых детей и была счастлива, что могла отдаться теперь всецело заботам о муже, семье и детях и отдохнуть душой от тех тяжёлых дней, когда потеряла связь с государем и когда она так тревожилась за его участь.

Позже, когда погода стала теплее и силы её несколько окрепли, при помощи мужа или своих приближённых дам она выходила в установленные дневные часы в парк, и в то время, когда другие члены семьи занимались различными физическими работами или огородными посадками, она усаживалась где-нибудь под деревом на подстилающемся ей коврике и занималась каким-либо рукоделием, вела беседы с окружавшими её офицерами и солдатами охраны. Рукодельничала государыня постоянно и работала поразительно искусно, быстро и артистически. Обречённая своим болезненным состоянием на неподвижную жизнь, она почти никогда не выпускала какого-то рукоделия из рук. Пока семья содержалась в Царском Селе, императрица продолжала работать различные тёплые вещи для больных и раненых и посылала их в местные лазареты и госпитали. Позднее, в Тобольске, она работала различные вещи для своего домашнего обихода, и в вещах, оставшихся от Екатеринбурга и отобранных у различных охранников, оказалось большое количество собственноручных рукоделий императрицы самого разнообразного характера. Видимо, она хорошо владела и карандашом, так как в оставшихся вещицах нашлось несколько её незначительных карандашных набросков, из коих карикатура на великую княжну Ольгу Николаевну в костюме сестры милосердия являлась вполне художественной и меткой по характерным чертам сходства».

Из книги Н.А. Соколова: «Она много отдавала своей души чужому горю, когда узнавала о нём. Письма её к графине Анастасии Васильевне Гендриковой ярко рисуют её духовный облик...